Палмер, и правда всегда был на несколько шагов впереди. И хочу открыть тайну – это не ты убедил меня сохранить тебе жизнь, я сам понял, что от живого тебя будет больше проку. На миг я едва сдержался, чтобы не прикончить тебя. Просто так. Просто потому что так говорили мои инстинкты. Я долго размышлял, подавляя в себе злость. Я злился на себя самого – ведь всю жизнь я стремился не к тем идеалам, а ты как будто открыл мне глаза. Знаешь, в глубине души я понимал, что ничем не хуже тебя – моя память, интеллект, знания, физическая форма – все эти умения я применял для службы тетке в короне с бриллиантами. Как только я понял, что могу служить себе, все поменялось.
После того как я вернулся в отель тем вечером, мой взор пал на господина Бьорна. Я воспользовался своим статусом и надавил на него – да, разведчик может уговорить многих играть по его правилам. Уже тогда я понимал, что попал на поле битвы и являюсь единственным воином, который не понимает правил игры. Господин Бьорн – человек находчивый и весьма эластичный, он ввел меня в курс, по крайней мере, он рассказал мне то, что знал сам – весьма поверхностная информация, но все же очень полезная. Только тогда я понял, что вся история в «Монти Дад» крутится вокруг тебя, Палмер. Бьорн также поведал, что Вильям серьезно переживал насчет тебя – он понимал, что ты много знаешь, и накануне отдал приказ убить тебя и Алису. Если бы был убит лишь ты, то все имущество перешло бы к твоей жене, но если оба супруга погибнут в горах или вовсе пропадут без вести, Вильям смог бы воспользоваться поддельным договором, который ты подписал при заселении.
Так мы инсценировали смерть Алисы, ты передал мне по условиям нашей договоренности десять своих отелей и два миллиона наличными, а я за это время успел покинуть Британию и избавиться от клейма разведчика. Теперь поговорим об ущербе – часть твоих отелей теперь моя, а вторая часть, в том числе и той недвижимости, которую ты получил от Вильяма, принадлежит Алисе. И сегодня мы пришли к тебе, чтобы обсудить условия развода и передачи имущества, которое по закону принадлежит твоей супруге.
– Я уже все посчитал, – тихо ответил Палмер. – Миллиардером я пробыл почти два месяца.
– Ты все еще будешь миллионером после развода, – улыбнулась Алиса. – Мне нужна ровно половина от всех активов. На этом мы расстанемся навсегда. Теперь уже окончательно. Ах да! – вставила она. – Я разрешаю тебе оставить на память «Монти Дад», в знак того, что именно там решилась судьба всех его постояльцев.
Палмер засмеялся.
– Что смешного? – спросил Дормер. – Ты проиграл эту партию, надо капитулировать. Разве поражение приносит тебе удовольствие?
– Конечно, – кивнул Палмер. – Это поражение принесло мне массу удовольствия. О да, я доволен и весьма, потому как горд за вас. Именно! Я горд за вашу сообразительность и находчивость, я горд, что вам удалось перехитрить меня, хотя я был начеку каждую секунду и, как мне казалось, отрезал все возможные пути к поражению. Пока все расслаблялись, я готовился, думал, предпринимал какие-то действия, выведывал. Я могу лишь аплодировать вам, и все, что мне остается – это подписать мирное соглашение о разделе имущества и продолжить заниматься делами.
– Рад, что ты не держишь зла, – проговорил Дормер.
– Нет, я злюсь, – улыбнулся Палмер. – Злюсь на собственные просчеты, которые убрали с моих счетов два нуля. Признаюсь, если бы я понял, в чем состоит ваш заговор тогда, в «Монти Дад», лишил бы жизни каждого из вас. Но партия проиграна, и пора платить по долгам. Благодарю за этот опыт и говорю спасибо каждому из вас. Но это не значит, что мы друзья, не подумайте. Повторюсь, что если в будущем у меня будет возможность вернуть свое, даже если цена будет измеряться жизнью кого-нибудь из вас или всех вместе взятых, я без проблем пойду на это.
– Какой же ты все-таки мерзавец, – покачала головой Алиса.
– Молчи, мертвая жена, – ответил Палмер и налил себе еще виски. – Придется сегодня напиться. Я буду пить весь день и всю ночь, совершу много глупостей, возможно, стану обладателем какой-нибудь венерической болезни, оставлю на чай официанту пару тысяч долларов и разобью свою самую дорогую машину. Но завтра, когда я проснусь и протрезвею, я начну новую главу в своей жизни. И знаете что, дорогие коллеги, – он хлопнул в ладоши так громко, что эхо разнеслось по кабинету, – я хотел бы заключить с вами пари.
– О каком пари идет речь? – заинтересованно спросил Дормер.
– Я готов поспорить, что через год я снова стану миллиардером, причем смогу увеличить свое состояние втрое от того, что имею сейчас, – выпалил Палмер. – Пускай это будет вызов, который стоит триста миллионов долларов. Я готов поставить эту сумму на кон.
– Если верить статистике, это почти невозможно, – сказал Дормер. – Так что я готов вступить в спор.
– Вы оба – больные, – закатила глаза Алиса.
– Бьорн, разбей наши руки, – прокричал Дормер. – Господин Палмер еще не все мне отдал. Наверное, он получает удовольствие, когда расстается с большими деньгами по глупости. Буду рад через год заполучить в собственность еще пару отелей и какой-нибудь пентхаус в Майами.
– Я все еще жду пятьсот тысяч, – сказал Палмер. – Мерседес-то уже давно стоит в моем гараже.
Бьорн разбил спор, а затем отправился вниз, взяв с собой Алису, которая как будто в последний раз посмотрела Палмеру в глаза и удалилась прочь. Дормер снова упал в кресло, уже достаточно пьяный, что улыбка теперь не сходила с его лица.
– Каково быть богатым? – спросил Палмер. – Нравится это чувство?
– Это самое приятное чувство на свете, – ответил тот. – Оно притупляет совесть и чувство вины, и каждую ночь я думаю, правильно ли поступил. Но наутро, когда слуга приносит завтрак из продуктов, которые еще три часа назад были на дереве на другом конце страны, когда ты окунаешься в прохладный бассейн во дворе, а потом думаешь над тем, куда полететь или какую дорогую игрушку купить, понимаешь, что совесть – это лишь предрассудок.
– Жаль, что ты слишком примитивный, – развел руками Палмер. – Мне бы пригодились неординарные люди для будущих проектов. Но твои суждения сродни разговорам шестнадцатилетнего тинейджера.
– Не забывай, что именно я поимел тебя, – рассмеялся Дормер. – И если тебя греет мысль о том, что тебя поимел шестнадцатилетний тинейджер, так тому и быть.
Дормер допил виски, встал, поправил костюм и направился
