Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
Эпилог
После такого разговора с Фодей нега какая-то бесконечная охватила Люду. И в неге этой забылась девочка Ира, ушедшая в мир своей матери, съеденной живьем. Уже не ломала она голову о загробной судьбе Ирочки. Как рукой сняло. Но история эта не прошла даром для ее души.
— Уеду я от вас, Фодя, — говорила она старичку, когда встретила его опять как-то вечером во дворе. — Не по мне эта ваша Настенька с ее загробной стряпней, да и тени я не люблю. Эка невидаль, тень! Сейчас они и по земле ходят в телесном виде. Хотя я и люблю их по-своему…
— Не соображаешь ты ничего о тенях, — сурово оборвал ее Фодя. — Тень она, ангел мой, не проста, по тени многое понять можно.
Но Фодя не прыгнул, однако же, никуда.
— Да ну! Я из всех вас только Галю люблю по-настоящему.
И Люда пошла к Гале.
Галюша встретила ее как родную.
За самоваром поговорили о тайнах.
— Я, Люда, тоже ничего в тенях не понимаю. Может, и вправду, как ты говоришь, многие люди в этом веке стали как тени того высшего внутреннего человека. Ну и что ж, Людка, с тенями тоже можно чай пить, — вздохнула Галюша, откусив кусок слоеного пирога. — А может, и Фодя замысловатый тоже прав, имея в виду свое, другое. Ну их, ети загробные тайны. По мне, так и у нас тута тоже тайн хватает. Ты погляди, какая красота и бездна в деревне, в русских полях и лесах. Кто это разгадал?! Кто это понял?! Никакому чародею это не под силу. Тут глаз нужен ангельский или еще там какой, повыше…
Люда вздохнула.
— Права ты, права… А если природа такая, то какова наша душа?.. Знаешь, Галя, уеду я от ваших загробных людей, от Насти и Фоди, сменяю квартиру, но с тобой буду навечно.
В это время кто-то запел во дворе. Охваченная бытием, Люда подошла к окну.
На лужайке, собравшись в кружок, пели шесть обитателей дома номер восемь по Переходному переулку.
Пели что-то совсем древнее, языческое, но о Небесах.
И почему-то все решили не умирать…
Так странно и быстро разрешился для Люды поиск души погибшей Иры. Понесло ее совсем в другую сторону. Ошалело уже звучал для нее тихий голос Мефодия. Даже вечно пьяный инвалид Терентий (который упорно не спивался до конца) не уводил мысль в тишину. Разорвалось что-то в душе ее, и потянуло Люду вперед, на просторы, необыкновенные, бесконечные, российские. Вместе со всеобъемлющей Галюшей занесло ее вскоре в древний город Боровск, в котором каждая травка, каждый уголок говорили о дальних тайнах, запрятанных в пространстве. А между домами стояли православные церкви, как озера Вечности.
В одной такой древне-уютной комнатке со старичком, чуть ли не улетающим в небеса, беседовали они о непостижимом. И глаза деток, выглядывающих из углов, были полны решимости и ранней непонятной мудрости…
«С Переходного переулка уеду, — думала Люда — И найду Бога, Который во мне и Который есть мое истинное „Я“. Живет в Москве Учитель, он поможет. Но главный Учитель во мне самой. И Он раскроется, я знаю. И войду в жизнь высшую и вечную. И забуду о себе как о человеке и мир забуду. И рухнет преграда между мной и Богом, и будем мы Одно. Так говорит великая Веданта: „Я есть То“. Все забуду, и ум человеческий исчезнет во мне, только одну Россию не забуду… Но почему одну Россию не забуду?! — вдруг спросила она себя, похолодев, глядя в окно на бесконечные синие дали, леса и почти невидимую ауру. — Не знаю почему. Что за Россией кроется?! Но чувствую: „это“ не забуду даже Там, в Вечности. Или… неужели придется выбирать?!! Нет, нет, нет!!! Все должно исчезнуть во мне, кроме Бога, но не Россия. Только не Россия…»
А между тем в Переходном переулке и около него творилось черт знает что. Неожиданно загорелось то самое кладбище около дома номер восемь, над которым шефствовала сама Анастасия Петровна. Пожар охватил кусты, деревья, могилы и взвивался вверх к небесам. Сторож Пантелеич даже уверял, что видел гробы, какой-то силой вышвырнутые из-под земли и объятые адским синим пламенем. Словно не только то был пожар, но одновременно какое-то непонятное уму землетрясение.
— Пожаром их всех, пожаром! Нету смерти, нету, и все! — кричал один потрепанный, дикий человек, прогуливаясь перед воротами кладбища.
Саму же Настеньку нигде не могли разыскать, как ни старался ее ночной приятель сторож Пантелеич. Пожар с горем пополам стали тушить государственные машины. Но на тушение огонь этот был плох. С хрустом, как все равно кости грешников, трещали деревья. Огонь еле-еле поддавался…
А под вечер обыватели увидели наконец Настеньку: с удальством во взгляде (взгляд этот, правда, обыватели не различили), верхом на местной ведьме (а та — на помеле) летала Настенька над своим хозяйством — кладбищем.
Выла ведьма под ней нечеловеческим голосом, космы ее разметались по воздуху — но сделать ничего не могла.
А к утру уже, к раннему, видели ведьму эту с Анастасьей Петровной на спине летящей над зданием Института фундаментальных исследований. Парила потом Настенька над этим институтом, но глаза были устремлены на далекое кладбище, откуда еще виден был дымок угасающего пожара, и в дыму, видимо, поднимались из гробов души трупов. Ибо сами души человеческие, в их сути, уже были далеко-далеко, и ничего их не могло тронуть — разве что Настенька чуть-чуть прикасалась к ним в свое время, когда сидела на своем бугре.
Кто-то даже видел шляпу, стремительно вылетевшую из раскрытой могилы.
— Ежели покойники барахлом будут швыряться, то какой же порядок тогда в миру будет, — упорствовал, разводя руками, пьяный инвалид Терентий.
Ветер уже вовсю гулял по этому району…
…Однако вскоре после таких событий обыватели с Переходного переулка вдруг со всем смирились. Если б даже наступил конец всякой власти вообще или самого мира тем более — ничуть не удивились бы они, утихомиренные.
Даже ведьма та местная, на которой летала Настенька Петровна, и та появилась потом на людях пристыженная. И с недоумения обернулась — что делала и раньше — в кошку, но на этот раз без возвращения. Соседки жалостливые не раз кормили эту кошечку молочком, приговаривая: «Кажная тварь исть хочет, кажная, тем более обороченная». И кошка, тоже усмиренная, помахивала хвостом в знак согласия.
А потерявшие всякое интуитивное расположение людей супруги Вольские совсем растерялись. Софья Борисовна, та просто померла — быстро и неожиданно для самой себя, когда отдыхала после соития в пышном вольтеровском кресле. Володя прибежал (а почему прибежал — сам не имел понятия), смотрит: огромный женский труп глядит на него выпученными стальными глазами. Он потряс — ни звука. Хотел поцеловать — да отпрыгнул.
Похоронили старуху почти скрыто — на погоревшем кладбище. Спустили в чью-то опустевшую могилу…
Володя после этого совсем спился — до не различения женского пола от мужского. Зоя Вольская — тайная убийца Ирочки — от него сбежала, укрылась у сестры и не знала, что ей делать: то ли спиться, то ли покаяться, то ли спиться и покаяться одновременно.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
