– Вот этот подъезд, – отвлек ее от размышлений голос Ульяны.
– Здесь? – останавливаясь, уточнил Алекс.
– Ага. Ну, до встречи? – Ульяна уже подхватила сумку, чтобы выйти, но потом обернулась и поцеловала его в щеку.
Рената вздрогнула и резко отвернулась. Почему-то стало так неловко, будто она подсматривала через замочную скважину за тем, что вовсе не предназначено для ее глаз.
– До завтра, – помахала ей на прощание подружка.
– Угу, – прощаясь, Рената несколько раз сомкнула и разомкнула ладонь. Дождалась, пока Ульяна скроется в подъезде и повернулась к водителю. – Спасибо, что подвезли, дальше я сама.
– Не так быстро… Рената. Верно? – в зеркале заднего вида сверкнули карие глаза. – И не делай вид, что ты меня не узнала.
Рената собралась открыть дверцу, но с негромким щелчком сработала блокировка.
– Я же сказал – не так быстро, – прищурившись сказал Алекс, выезжая из двора.
Он свернул в первый же попавшийся по дороге карман и остановился. Все еще не снимая блокировки, повернулся к пассажирке и обхватил подголовник.
– Ну здравствуй, Ре-на-та, – по слогам произнес Алекс.
Сейчас никто не мешал разглядывать девушку, и он беззастенчиво этим пользовался.
Без яркого вечернего макияжа и в дневном свете Рената выглядела очень юной, совсем девчонкой, и Алекса прошиб холодный пот.
– Тебе сколько лет? – выпалил он раньше, чем смог подумать.
– Сесть боишься? – Рената смерила его насмешливым взглядом. – Не переживай, я уже большая девочка. Но если будешь продолжать удерживать меня силой, то значительно приблизишь эту перспективу.
Ее слова утешали слабо – это сейчас она «большая девочка», а когда кувыркалась с ним в постели Макса? Подведет его эта малолетка под монастырь. Вот не зря хотел держаться от нее подальше.
Размышлял Алекс и все равно не мог перестать рассматривать Ренату.
– А тогда сколько было? – снова выпалил он не в силах отвести взгляд от шелковистой гладкости щеки и влажно поблескивающих губ – при воспоминании об их мягкости и податливости в горле пересохло, а сердце забилось чаще. Между тем глаза продолжали жить собственной жизнью и бесстыдно шарили по телу девушки, стараясь рассмотреть все, что скрыто тканью, а память услужливо подсовывала картинки стонущей под его руками девушки.
– Я же сказала, живи спокойно, – снова усмехнулась Рената. Если это все, что он хотел узнать, то все не так уж и страшно. Она старалась не замечать того, как сильные пальцы сжимают подголовник сиденья и оставляют на коже глубокие вмятины. Смуглые пальцы на светлом фоне – это было слишком чувственно, слишком эротично, слишком… знакомо. И Рената снова почувствовала как они обхватывают грудь, сжимают соски, и вздрогнула от скрутившей живот судороги. – Если это все, что тебя беспокоило, то выпусти меня, – стараясь освободиться, избежать искушения, она снова толкнула дверь. Но та и не думала открываться.
Рената подняла вопросительный взгляд и непроизвольно сжала подушку сиденья. Алекс выглядел слишком напряженным, слишком нервным, а потому – опасным.
– Слушай, ты вроде приличная девушка, раз дружишь с Янкой. Я не могу понять, объясни мне, что может двигать такой девушкой, как ты, чтобы прыгать в постель первого встречного?
– А тобой? – густые ресницы вспорхнули, и Алекс снова попал в мягкий плен бархатного взгляда. – Ты же меня знал не больше, чем я тебя, но тебе это не помешало. – Рената прищурилась, и завораживающая притягательность исчезла. Осталась только ядовитая насмехающаяся девчонка. Та самая, что использовала его с циничностью прожженной сердцеедки.
– Я мужчина! – возмутился Алекс. – А ты девушка! К тому же еще и девственница!.. Была, – осекся он под насмешливым взглядом.
– И в чем принципиальная разница? – Рената вопросительно вздернула бровь. – И да, еще раз – спасибо за помощь. Я рада, что в тебе не ошиблась. Надеюсь, что с Янкой ты так же нежен, как был со мной.
С клацаньем сомкнулись зубы, а на челюстях заиграли желваки – до чего же эта девка бесстыдная. И притягательна. Странной, порочной сексуальностью, попав под воздействие которой хоть раз, больше не забудешь, не освободишься.
– Раз тебе так понравилось, может, повторим. Так сказать, закрепим результат? – взгляд Алекса задержался на резко вздымающейся и опадающей груди. Там, где ткань не прилегала к коже, можно было рассмотреть тонкое кружево черного бюстгалтера. Видение того, как смуглые, четко выраженные ореолы просвечивают сквозь кружево, а яркие напряженные соски стараются освободиться от стесняющей их ткани, заслонило все, и Алекс с трудом сглотнул, смачивая пересохшее горло.
Он даже не понял, что произошло, только щека начала пылать да в ушах оглушающе звенело.
Недоуменно посмотрел на Ренату – черные глаза сверкали не хуже молний.
– Долго думал, прежде чем предложить? – шипела она разъяренной кошкой. – Забыл, что встречаешься с моей подругой? И думаешь, что я буду с тобой спать?
– Я все ей объясню… – начал было он и, отклонившись, перехватил занесенную девичью руку.
– Только попробуй ей что-нибудь сказать! – уже не шипела, а рычала Рената. – Она же влюбилась! Ты что не видишь? Только попробуй разбить ей сердце, и точно сядешь, а Милка будет свидетелем, как ты меня спаивал. К тому же, я все равно не буду с тобой, – в приливе вдохновения сочиняла она. – У меня есть парень. У нас с ним все прекрасно. Мы любим друг друга.
– Почему же тогда не обратилась к нему, раз у вас все хорошо? – сильные пальцы отпустили запястье и стиснули хрупкое девичье плечо.
Рената хлопнула ресницами и постаралась отстраниться, когда прозрачно-карие глаза оказались непозволительно близко. Слишком близко, чтобы сохранять спокойствие и держать лицо.
Но Алекс не пустил. До боли сжимая тонкую руку, он всматривался в непроглядную черноту.
Наверное, Яна прибавила температуру в печке, потому что стало очень жарко, а цитрусово-древесный запах духов Ренаты стал почти осязаемым и, обволакивая легкие, проникал в кровь.
Медленно, словно вопреки своему желанию, Алекс опустил глаза и остановился на плотно сомкнутых пухлых губах, даже уловил сладковато-малиновый аромат блеска. Он манил коснуться, попробовать на вкус, напоминая, насколько горяч ее рот, шелковист и проворен язык. Еще мгновение, и Алекс снова ощутит все глубину и страсть ее поцелуя, разбудит нетерпеливое желание, увидит затуманенный похотью взгляд. Ее порочность и бесстыдство в проявлениях и требованиях ласки.
Все это возбуждало ну хуже виагры, и сносило крышу почище неразбавленного виски. Дыхание стало прерывистым, а сердце отбивало рваный ритм.
Он уже мысленно раздевал ее. Прямо здесь, на заднем сиденье, разводил стройные бедра и брал ее совершенное тело. До синяков целовал нежную шею, впивался пальцами в упругую грудь, а девушка изгибалась под ним, помогая проникнуть глубже, и на каждый толчок отвечала стонами наслаждения.
