Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
– И ничего такого в этом – забота о людях, – не согласилась она.
А я вспомнила вдруг, как Усольцев первый раз тянул из-под подушки к себе в чемоданчик мою ночную рубашку. Когда я удивилась, удивился в свою очередь и он:
– А на что, я, по-твоему, должен… любоваться?
– На фотографию? – пырхнула я.
– Это само собой, – чмокнул он меня и дохнул в ухо: – Только она Зойкой не пахнет. Дурочка… я не маньяк, – и оставил меня, стал собираться дальше, отвернувшись и договаривая: – Бывает, накроет... Особенно, если понервничаешь.
Я помнила этот разговор и свою дурацкую улыбку тогда, потому что так живо представилось – после трудного дня вся лодка… в каждой офицерской каюте… и все сопят и дергают. А уж если весь экипаж... Внутри все тряслось от еле сдерживаемого смеха. Но ему я этого не показала, а потом оно прошло, потому что я поняла, как он сказал это «понервничаешь»… И отвернулся. Не просто развлекаются. А что тогда? Спасаются так, что ли?
Дети, конечно, не слышали этот разговор, а если бы и услышали, то тогда еще ничего не поняли бы. Но то, что, уходя даже в маленькую автономку, папа в обязательном порядке кладет в свои вещи мамину рубашку, очевидно, было замечено. И может, спросили его об этом и он как-то объяснил, но не так, чтобы всю правду? Но, когда мальчикам было по одиннадцать и они уезжали в детский лагерь в Геленджике, Ромка потянул мою рубашку к себе в сумку. И ответил мне, будто не понимая – чего это мама тупит:
– Нюхать буду. А Серому дай другую… синюю с цветочками. Эта моя.
Даже сейчас стало смешно. И я рассказала маме о рубашках, мы даже посмеялись, но как-то уже невесело. Мама вздохнула:
– Господи… какой непроходимый дурак… Как же так, Зоя? Я не понимаю – как он мог? Любит же тебя.
– Не знаю, мама… он никогда не говорил, – глухо ответила я, опуская глаза.
– То есть как? – присела она на стул и уставилась на меня: – А как ты тогда вышла за него? То есть…
Я пожала плечами – не знаю как. Было другое – остальное, когда эти слова, конечно, важны и нужны, но не жизненно… Была эта наша сумасшедшая страсть и его тепло, и еще забота – в мелочах и глобальная – мужская, ответственная. А еще это волшебное «моя…». В такие моменты оно звучало сильнее всяких «люблю».
Усольцев вообще не говорил о своих чувствах. Если только шутя или намеками… всегда виртуозно обходя тему и избегая говорить прямо о том, что чувствует ко мне. А я уже и не настаивала, потому что предыдущие попытки не привели ни к чему и заканчивались или поцелуем, которым мне затыкали рот, или он сразу тянул ко мне свои лапы и тогда был секс.
Так ярко вспомнилось вдруг… и я постаралась объяснить:
– Помнишь фильм «Привидение»? Ну… девушка говорит ему – я люблю тебя, а он?
– Аналогично?
– Я не знаю – в чем там дело, но ему пришлось умереть, чтобы эти слова, наконец, прозвучали. И что – человек только тогда понял, что это нужно сказать?
– Она потом и не поверила, потому что сам он никогда их не говорил… – кивнула мама.
– Похожий случай. Знаешь – как? «А то!» или – «спрашиваешь…?» Или – «ну что, ты, Зой, глупости спрашиваешь»? Или еще – «О-о-о…!!!» Хотя, если честно… жила без этого и жила бы. Кроме этих слов есть и другие. И другое. И вообще… что мы сейчас? Вообще не в тему, – нахохлилась я.
– Да нет… – протянула мама, – я-то уж подумала… А оно не страшно.
– Что, мама? – спросила я в лоб.
– Ну да, что сейчас об этом, когда такое… Но я от своих слов не отказываюсь.
– Тогда это странная любовь, мама. Папа хотя бы сказал тебе честно.
– Ну да… сказал, – отвернулась мама к мойке.
Я подошла и отодвинула ее в сторону.
– Извини. Ляпнешь иногда… сама потом не рада. Давай, я вымою.
– Да ничего такого ты не сказала. Это я копаюсь… Ты тоже извини.
– Да. А… мне сегодня после двух к врачу, мам!
В этот день, выйдя на улицу, я обратила внимание на запахи. Налюбовавшись вчера на Таю, синее небо, зеленую траву и вообще… все лето скопом, сейчас я вынюхивала его. Это был и Тасин уютный и знакомый уже запах. А еще листок смородины... если растереть его в пальцах, он пахнет так… просто одуряюще. Раздавленная подошвами трава, хвоя, нагретая солнцем… аптечная ромашка... мелкая холодная хризантема... Пока дошла до санатория, перевела кучу зелени, срывая и поднося к носу.
Глава 13Приветливо кивнув охраннику, который почему-то даже не вышел из своей застекленной будки, а только молча посмотрел на меня, я прошла на территорию санатория. Шла по дорожкам, не спеша любовалась цветами и думала – что меня так пробило на это лето? Будто я последний год живу и никогда больше его не увижу.
Просто я цеплялась… Я всеми силами цеплялась за то, что у меня еще оставалось. Была мама… и с ней нужно аккуратнее, иначе доведу... Есть вариант – я перестаю выплескивать на нее это свое – больное, потому что у нее, похоже, еще свое не отболело. А, значит, начинаю вариться в собственном соку. Пока не уверена была, что у меня выйдет… извини, мама. Сегодня, после нашего разговора, мне стало легче. Я, конечно, буду стараться держать себя в руках, но, если не получится – извини…
Мальчики… Мысли о них… и просто то, что они у меня есть и сейчас с ними все хорошо, это что-то светлое и теплое где-то там – на уме, в памяти, в сознании. Это мой самый надежный якорь на сегодня.
Тася… опять пусть извинит мама, но для меня она не станет лекарством. Не та степень отчаяния, или переживаю я свое горе иначе – неизвестно. С Тасей я помогу, даже за ухом почешу, доить научусь… но она не отвлекает меня, это будет просто обязанность, которая оставляет время маяться мыслями и дурью, соответственно.
А лето… На севере сейчас уже совсем поздняя осень и все, что случилось тогда, случилось в ее серых декорациях. Бесцветным там для меня было все – природа, эмоции, отношение ко всему… к жизни. И как же не хотелось этой серости здесь! Я же опять нырну в то состояние, погружусь в него с головой. Сейчас только выглянула из него, кончик носа высунула, буквально… огляделась, а тут мама, наш дом, лето, краски, тепло… Пока лето – есть надежда на лучшее. Дурная, непонятная, но есть – что переболит когда-нибудь, успокоится, уляжется. Странно в голове замешано…
В вестибюле административного корпуса я осмотрелась и спросила женщину в белом халате, которая крепила какую-то бумажку на доску объявлений:
– Не подскажете, где здесь кабинет заведующего?
– Святослава Викторовича? – обернулась она ко мне.
– Да… наверное – Токарева, – подтвердила я.
Свой файлик со всей медицинской литературой, которую напихал туда Пашка, я вручила невысокому пожилому мужчине, вьедливо-приветливому и с пристально прищуренными глазами. Но, мало ли – у человека настроение. Потом мне стало понятно…
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
