Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 133
– И чтобы больше ни одному угрызку не пришло в голову нападать на наших людей, – добавил Молята.
Воюн обвел глазами лица русов, будто еще надеялся найти поддержку. Но ответил на его взгляд только Стенар: молча постучал указательным пальцем по среднему на другой руке – там, где раньше было кольцо Етона, теперь сидевшее на пальце Унерада. Словно напоминал: за ее жизнь ты расплатился, вручив нам ее судьбу.
– Я… не смирюсь с этим, – сказал Воюн и встал. – У нас, бужан, свой князь имеется. Етон в Плеснеске.
– Ты вольный человек, – Болва тоже встал. – Ищи поддержки у твоего князя. Этого тебе никто не запрещает. А Святослав разберет вашу жалобу и вынесет решение.
Часть вторая
В Плеснеске, стольном городе земли Бужанской, Лют Свенельдич бывал много раз и неплохо его знал. Правда, не любил: ни в каком другом городе его не пытались столько раз убить, но так уж, видно, суденицами напрядено. В течение десяти лет он раз за разом приближался к широкому холму, где высился упрятанный за крепкими стенами многолюдный город, с одной и той же мыслью: как там Етон? Жив ли, говядина старая? Все знали повесть о том, как сам Один лет шестьдесят назад пообещал Етону три срока человеческой жизни, но никто не ждал, что именно так и будет. Мы ведь не в саге, а нынче не древние времена.
Но сейчас Лют приближался к знакомому холму с другой стороны – не с востока, а с запада, отчего сам город казался новым, – и с совершенно другой мыслью.
– Вот сейчас приедем – а его там нет, – заговорил едущий рядом с Лютом Торлейв, его девятнадцатилетний родич, приятель и спутник. Видимо, он по пути думал о том же.
– Как это – нет? – Лют обернулся к нему. – Нави назад унесли?
Подмораживало, и от разговора перед лицом клубился белый пар.
– Истовое слово! – горячо согласился Торлейв. – Что не человек то был, а морок. Я его своими глазами видел, а все не верю. Не бывает так! Не вылезают люди живыми из могилы!
– Приедем – посмотрим, – хмыкнул из саней старший боярин-посол, Острогляд. К середине пятого десятка лет он растолстел и ехать предпочитал лежа. – Если его черти унесли, мы плакать не станем. Да, Свенельдич?
Лют только хмыкнул, потирая щеку варежкой. В саксонских землях им приходилось бриться по местному обычаю; после выхода оттуда бороды у них уже отросли, но он еще чесался по привычке. Киевских послов надоумил Радай, старый знакомый Люта, что много раз бывал в землях короля Отто и знал тамошние порядки. «Вы бороды лучше обрейте, – посоветовал им Радай еще в Плеснеске. – У саксов бороды только короли носят и иные князья владетельные. Вас с бородами увидят – или за князей примут, или сочтут, что вы греческий обычай соблюдаете, а они греков не жалуют, отступниками от истинной веры полагают». Лют и сам помнил, что торговые гости из саксов и баваров, которых он всякую зиму встречал в Плеснеске, не носят бород. В юности он было принимал их за скопцов – как в Греческом царстве, где только скопцы безбороды, – но потом Ландо и Хадрат, люди Генриха Баварского, ему растолковали: восточные франки (к коим теперь причислялись и саксы с баварами) бреют лица и обстригают волосы по обычаю римлян. Подумав, послы согласились: глупо являть перед двором Отто свою приверженность «греческому обычаю», когда приехали просить римской веры.
Отчего Лют не любит Етона, а Етон не любит его, знал весь белый свет. Но, как нынешний муж бывшей Етоновой жены, Лют знал самую главную тайну Етона, известную, кроме него, еще очень немногим.
Тот рослый парень, что вылез из могилы убитого на поединке князя Етона, тот, что сидел сейчас в Плеснеске на Етоновом месте – вовсе не был погибшим и ожившим, старым и омоложенным Етоном, Вальстеновым сыном. Это был совсем другой человек, с Етоном, судя по всему, даже в родстве не состоящий, и имя отца своего он не смог бы назвать за все сокровища царьградского престола. Потому Лют точно знал: это не морок, и черти так просто его не унесут. Им придется помочь. И если бы открылся к тому приличный способ, он, Лют Свенельдич, себя бы трижды просить не заставил.
В былые годы Лют и его товарищи, въехав в Плеснеск, сразу направлялись на знакомый гостиный двор к морованину Ржиге, а уж там узнавали новости и готовились посетить князя. Теперь и это изменилось. Трое бояр – Острогляд, Лют Свенельдич и Одульв Иворович – возглавляли две сотни оружников и торговых гостей, присоединившихся к ним в поездке до Франконовурта. И размер дружины, и положение их требовали послать весть о себе и дожидаться приглашения в город. Поэтому последнюю ночь они провели в какой-то веси, не доехав до Плеснеска всего поприщ пять. В шести дворах все разместиться не могли, поэтому спали под крышей по очереди, а остальные грелись у костров на выгоне. Несли дозор. Однако ночь прошла спокойно, а утром прибыли люди: князь-де Етон приглашает бояр киевских к себе. Теперь его забота была предоставить им пристанище.
Когда впереди показались полузарытые в землю избы предградья, Острогляду подвели его нового угорского жеребца и он, покинув удобную лежанку в санях среди медвежьих шкур, с кряхтеньем забрался в дорогое хазарское седло. У ворот предградья послов уже ждали: здесь был Безрад, брат плеснецкого воеводы Семирада, и с ним десяток отроков. Поприветствовав киян, тот поехал впереди. Дорогу они знали немногим хуже, но так полагалось. Впереди дружины знаменосец вез на высоком древке «увенчанного сокола» – личный стяг Эльги, с тем же изображением птицы, что и на ее ногатах. Трубили рога. Жители наблюдали за проездом посольства от своих ворот и домишек, но особого оживления не наблюдалось. Взгляды, однако, были недобрые: настороженные, опасливые. За последний год бужане изменили отношение к киевским русам. Раньше это были соседи и соперники, на которых здесь было принято смотреть свысока: волынские русы утверждали, что пришли сюда на сто лет раньше, чем Олег Вещий – в Киев, а волыняне до сих пор попрекали полян хазарской данью. Теперь же, когда земля Бужанская подчинилась земле Русской и оказалась сама обязана платить ей дань, высокомерное соперничество сменилось ненавистью.
Дружина посольства из множества людей, лошадей и саней заняла не только весь въезд на гору, но и пустырь перед ним. Задние сани оставались еще внизу, когда трое послов, позади своих телохранителей, с трубачом и малым Святославовым стягом уже въезжали в ворота княжьего двора. Здесь их ожидал перед крыльцом воевода Семирад, готовый принести послам обычное приветствие. Держался он учтиво, но на Люта бросил тяжелый взгляд – помнил прошлую зиму.
В Етонову гридницу первым вступил Острогляд – как самый старший и наиболее родовитый из троих послов. Он происходил из старинного полянского рода, а женат был на Ростиславе Предславне, родной внучке Олега Вещего. По бокам его, на полшага сзади, шли Лют и Одульв – самый цвет дружинной Руси, сыновья и внуки прославленных киевских воевод. Все трое были одеты в кожухи из дорогого меха, крытые еще более дорогим цветным греческим шелком, подпоясаны поясами в серебряных бляшках. На плечевой перевязи у каждого висел меч-корляг с золоченым или серебряным набором. С оружием к князю входить не полагалось, но эти мечи были знаком достоинства послов.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 133
