– Тот факт, что смерть Стеллы нарушает эту закономерность, делает ее особенно интересной, – говорит доктор Лэтэм. – В то время как другие убийства имеют признаки тщательного планирования, это кажется поспешным и даже спонтанным. Подобное поведение может быть признаком самоуверенности или напротив – результатом некоего давления на него.
Она щелкает пультом, и экран гаснет.
– В любом случае, это хорошая новость: значит, он начинает ошибаться.
21
Патрик Фоглер стучит в дверь номера на террасе.
– Кто это? – осторожно спрашивает Стелла Фоглер.
– Обслуживание номеров.
– Я ничего не заказывала.
Ответа нет. Стелла нетерпеливо подходит к двери и распахивает ее.
– Вы ошиблись… – Но Патрик уже ворвался в комнату.
– Привет, дорогая. Ждешь кого-то?
– Патрик, пожалуйста. Это не то, что ты думаешь.
Фоглер бросает сумку на пол. Она издает зловещий, тяжелый звук. Он смотрит на доктора Лэтэма.
– Теперь я ударю ее?
– Возможно. Вы хотите установить контроль над ситуацией.
Фрэнк Дурбан кивает. Вернувшись в образ, он высыпает содержимое сумки на пол. Оттуда вываливаются спутанные металлические цепи, наручники и полоски ткани для кляпов.
– Я бы закричала, – возражаю я.
– Вовсе не обязательно. Сколько бы люди ни говорили себе, что будут сопротивляться в подобных ситуациях, реальность такова, что жертвы часто парализованы сочетанием нерешительности и неверия. Кроме того, если Патрик тебя ударил, то ты будешь находиться в состоянии шока. За это время он закрепит ремни.
Фрэнк изображает, как бьет меня по лицу, потом разворачивает и защелкивает наручники на моем запястье. Рука Фрэнка на моей тяжела и безжалостна. Я чувствую его силу и вскрикиваю.
– Извини, – говорит Дурбан, ослабляя хватку.
– Без наручников, – говорит доктор Лэтэм. – Следы бы проявились на вскрытии. Давайте еще раз прокрутим сцену, но на этот раз без наручников.
В соседнем ресторане мы обсуждаем сексуальные убийства за блюдом дня.
– Пойми меня правильно, Клэр. Наш убийца не садомазохист в современном смысле этого слова. Скорее всего, он предпочитает прятаться среди практикующих БДСМ, потому что разделяет ряд их интересов. Там, где любители извращений используют рабство как кратчайший путь к сексуальному удовлетворению, он использует его как кратчайший путь к вещам, которые интересуют лично Патрика Фоглера: унижение, деградация, контроль. Власть над жизнью и смертью другого человека.
Официант подходит, чтобы снова налить нам воды. Он улыбается мне.
Доктор Лэтэм, не обращая на это внимания, продолжает говорить:
– БДСМ – на самом деле очень интересное явление. Почему оно вдруг стало таким популярным? Раньше считалось, что фетиш, связанный с розгами, был результатом телесных наказаний в детстве – как и гомосексуальность, но, как ни странно, поколение, чьи родители вдохновлялись теорией доктора Спока, те, кого в детстве никогда не били, выросло и пожелало все так же экспериментировать с подчинением и доминированием.
Официант, заинтересованный разговором, не может отойти от нашего столика.
– Вполне возможно, что девиации – просто оборотная сторона либертарианства. Как только вы заставите людей думать, что они имеют право на собственное счастье за счет социальных норм, вы в конечном итоге получите небольшое, но регулярно растущее число людей на периферии, которые не понимают, почему они не должны потакать своим самым темным, самым хищническим инстинктам. Наш убийца и правда может считать себя романтическим антигероем, а не больным извращенцем, которого нужно остановить.
* * *
Дневная сессия. Доктор Лэтэм, Фрэнк Дурбан и я стоим перед доской.
– Ладно, – говорит доктор Лэтэм. – Я – убийца. Фрэнк, ты возьми Фоглера.
Она бросает маркер Фрэнку, который пишет на доске «Фоглер» так же, как она написала «убийца» на своей доске.
– Что мне делать? – спрашиваю я.
– Пока ничего. Если мы оба пишем одно и то же слово – другими словами, если есть совпадение, – тогда вы тоже пишите его на свою доску.
– Во-первых, – говорит Фрэнк, – Патрик умен. – Он пишет «высокий ай-кью» на своей доске.
– То же самое, – добавляет Лэтэм. – Клэр, это твое первое совпадение.
– Интересуется всем этим декадентским дерьмом.
Доктор Лэтэм кивает.
– И снова совпадение.
Я послушно записываю «высокий ай-кью» и «Бодлер». Вскоре моя доска заполнена словами, и доктор Лэтэм подходит, чтобы обвести те, что имеют наибольшее значение.
– Вот в чем суть характера, – говорит она. – Слабости, к которым его потянет. Наивность – взывает к его потребности в контроле. Испорченность – взывает к его хищническим инстинктам. Скрытность – возбуждает любопытство…
Маркер скрипит по блестящему пластику.
– Только если он настолько все контролирует, то зачем ему связываться с Клэр?
Фрэнк возражает:
– Он одинок. Он будет знать, что переступил порог, отделяющий его от других людей. Если я не ошибаюсь, Патрик Фоглер будет рад возможности пообщаться с кем-то, кто, кажется, разделяет его пристрастия.
– Как товарищ по играм? Или как потенциальная жертва?
– Я не уверена, что Патрик видит разницу, – говорит доктор Лэтэм.
– Думаю, да, – медленно отвечаю я.
Фрэнк и доктор Лэтэм смотрят на меня.
– В тот вечер в баре Патрик рассказывал о том, как Бодлер делил женщин на два типа – «Белая Венера» и «Черная Венера», – говорю я. – Очевидно, Бодлер любил рассказывать Белой Венере о том, что он делал с Черной Венерой, словно жаждал ее одобрения. Вы сказали, что наши убийцы обычно охотятся на проституток. Может, Патрик Фоглер на самом деле хочет поделиться с кем-то всеми дикими вещами, которые он проделывал с другими женщинами. С кем-то, с кем он может быть честен.
Доктор Лэтэм указывает на меня концом маркера.
– Хорошо, – говорит она. – Очень хорошо, Клэр.
На моей доске она размашисто записывает «Родственная душа».
22
Добро пожаловать в Necropolis.com.
Это сайт только для тех взрослых, чьи фантазии включают обмен властью и доминирование. Здесь содержится материал, оскорбительный для подавляющего большинства. Мы не извиняемся за то, кто мы есть, но мы просим вас не заходить на сайт, если такой контент не для вас.
Я регистрируюсь, жду, пока компьютер отправит анкету. Через несколько минут раздается сигнал – активируется моя подписка.
