Хотелось убежать в лес, к чёрту, к медведю, никого не видеть и не слышать.
Хотелось умереть ещё раз.
Кто-то из мучителей рыкнул, и горячие руки крепко ухватили её за плечи. Показалось, что в голову с размаху всадили огромный гвоздь. Наташа вздрогнула. Зубы впились в дерево. От запаха палёной шерсти и горелой плоти её вырвало выпитым вином на чьи-то ноги. «Так тебе и надо, — подумалось злорадно, отстранённо, — не будете издеваться над бедной сиротой».
Странно, но слёз не было. Только злость на этих дремучих, забытых богом людей. Их бы в её время! Да в кресло стоматолога! С каким бы удовольствием она посмотрела на их лица!
Картинка всплыла тотчас…
Девушка выпрямилась и, вскинув голову, хрипло рассмеялась. Взглянув в лицо побледневшего графа, опешившего от неожиданности, с вызовом выгнув бровь, сипло сказала:
— А вы как думали? Я буду биться в истерике и слёзы лить? — обвела всех горящим ироничным взглядом, продолжая громче: — Что уставились? Не видели такую? Посмотрите, пока имеете возможность. Варежки свои закройте. — В наступившей тишине провела пальцами вокруг рта, показывая, как его надо захлопнуть.
Натянуто улыбаясь, уже тише, обратилась к застывшему воину со штукой вроде клейма в руке, предполагая, что это и есть орудие пытки:
— Спасибо.
Выдернула из рук другого воина флягу, глотнула из неё, сдерживая желание содрогнуться:
— Всё, спектакль закончен! Всем спасибо!
Развернулась и, с достоинством взобравшись в телегу, с головой накрывшись накидкой, стремительно сорвалась в разверзнувшуюся пропасть.
Она не слышала, как с её лица отвернули накидку, ощупывая голову и прислушиваясь к учащённому дыханию. Как у костра вспыхнул оживлённый разговор — явно обсуждали её. Слышался нестройный гул голосов, удивлённые возгласы, смех. Затем всё стихло.
* * *
Протяжный оглушающий звук рожка вывел из полузабытья. Иномирянка, сев в телеге, сонно щурилась, пытаясь понять: ещё вечер или уже утро. Так же в стороне, потрескивая, ярко горел костёр. К нему подтягивались вновь прибывшие «поисковики». Слышался громкий разговор и выкрики.
Метнувшаяся к ней тень и последовавшая за этим боль в плече, прогнали остатки сна. Перед ней стояла Юфрозина — растрёпанная, в порванном грязном платье и трясла её за плечи. Брызгая слюной, заикаясь от злобы, кричала что-то несвязное.
Наташа, рывком отцепив её руки от себя, насупившись, смотрела, ничего не понимая.
Женщина, мгновенно замолчав, перешла на англосакский язык:
— Почему ты, живая и всем довольная развалилась здесь, а меня так долго искали?! Я целый день умирала в лесу! — она, сжав кулаки, ощупывала девку полным ненависти блуждающим взором. Остановив его на зажиме для волос, стягивающем края косынки на груди незнакомки, сузила глаза, поджимая тонкие губы.
Зеркальные стразы на крыльях «стрекозы», отражая сполохи костра, будто издеваясь, подмигивали графине всеми цветами радуги. Не обнаружив на девке ювелирных украшений, монашка взглянула на сумочку: чудесное кольцо должно стать её и неважно, каким способом. И не только кольцо. Всё… Всё должно принадлежать ей!
Наташа, оттолкнув Юфрозину, парировала:
— Разве я виновата, что ты заблудилась в лесу? Давно можно было на звук рожка выйти.
Та, с трудом сдерживаясь и дрожа от возбуждения, опустилась рядом:
— Кто ты, дерзкая такая? Какой у тебя титул? Я — графиня Юфрозина Ата́ле Дригер, — высокомерно вскинула она голову. — Воспитанница монастыря Епископского дворца Эгерской крепости.
К такому повороту событий девушка готова не была. Монашка, за которую приняли её саму, не выглядела кроткой и благочестивой Божьей невестой.
В юности Наташа прочла множество любовно-приключенческих романов в антураже средневековья, которые являлись не чем иным, как плодом воображения и полётом фантазии их авторов. Историю этого времени почти не знала. Вот о Руси знала значительно больше. А средневековая Европа… Начиная с четырнадцатого века кое-что можно было найти в библиотеке или на просторах интернета, а раннее средневековье… Одни домыслы.
Учёные ломают голову над загадками древних папирусов, глиняных табличек, берестяных грамот и свитков из кожи животных. Что могло сохраниться до наших дней, появившееся тысячу лет назад? Ничтожно мало. В средневековье, да и не только в то время, твой титул и происхождение имели решающее значение. Если ты не имел титула, то и был никем, пустым местом — простолюдином, чернью, и отношение к тебе было соответствующее.
Требовалось обдумать создавшуюся ситуацию без спешки, присмотреться к окружению, выработать линию поведения, расставить приоритеты. Сейчас девушка к этому была совершенно не готова.
— Я не собираюсь перед тобой отчитываться, хоть ты и графиня. Уходи, я хочу спать, — отвернулась Наташа, расправляя сбившийся под собой холст.
Только, похоже, Юфрозину это не устраивало. Она решила: раз незнакомка не спешит подтвердить своё благородное происхождение, значит, ей подтверждать нечего. Богатое одеяние и украшения? Украла! Или получила в дар. За что? Догадаться нетрудно. А, может быть, была с бандитами и всё на ней — награбленное!
— Ты чернавка! Ты была вместе с бандитами! — соскочила с телеги монашка, хватая девку за руку. — Тебя нужно казнить!
Наташа оттолкнула обидчицу.
Та, не ожидая отпора, взмахнув руками и сделав назад несколько неловких шагов, опрокинулась на спину, визжа. Быстро вскочив, налетела на чернавку, вцепившись той в волосы, выкрикивая на своём языке гортанные отрывистые слова, отдалённо напоминающие собачий лай.
Резкая боль пронзила голову Наташи. Показалось, что с неё сняли скальп. Спрыгнув с телеги и сбив монашку с ног, она уселась на её бёдра, зажимая руки:
— Сука! Если б не я, тебя бы никто никогда не искал! Ты должна меня благодарить, что тебя нашли и в рожок дудели!
Хотелось растерзать юродивую за несправедливые обвинения, за бранные слова, в запале слетающие с её губ, за то, что всё болит и хочется отдыха, за то, что она чёрт знает где, чёрт знает с кем и совершенно непонятно, как выбраться из этой клоаки.
Неожиданно её рывком схватили под подмышки, сдёргивая с воющей графини, и небрежно толкнули в сторону телеги.
Ударившись ногой о колесо, она выругалась, интуитивно двинув невидимого врага локтем в живот и, развернувшись, саданула ногой — куда пришлось, — отскакивая. Это не был приём самообороны. Когда-то, в той жизни, её парень, дурачась, показывал, как в случае нападения можно дать отпор и выиграть немного времени. Теперь она могла бы убежать или… Руки сжались в кулаки, тело приняло оборонительную стойку. Услышав шипящий звук, присмотрелась к слегка согнувшемуся мужчине. Нападать на неё не спешили. Молодой воин смотрел мимо неё в темноту. Проследив за его взглядом, догадалась: скрытый темнотой, за ними наблюдал граф.
