– В последнее время ты особо рьяно голову в пекло суешь. К тому упырю, от которого этих вон спас, – настоятель показал на Гриню с Федькой, – зачем один полез? Не мог братьев дождаться?
– Пока я ждал бы, он не только их родителей, но и самих мальчишек зажрал. Некогда было особо раздумывать.
– Вот-вот, их учишь сперва думать, а потом делать. А сам?
– Отец Варсонофий, ты прямо говори, что думаешь. Я разве свое дело плохо знаю? Вроде как нет. Сам жив, парни живы, вурдалак мертв. Хоть и ненамного, но мир лучше стал.
– Дело ты свое хорошо знаешь, тут не поспоришь. Только вот в остальном… Пóстриг монашеский уже не думаешь принимать?
– А что это изменит? Ну принесу я еще несколько обетов – как мне это в бою поможет?
– Веру твою укрепит. И заступничество божье даст. Молитвы каждый день читаешь?
– Все, как и положено – молитвы читаю, на службы хожу, когда тут, а не в дороге.
– Вот именно, что «как положено». – Варсонофий поднял указательный палец. – А это должно от сердца идти.
Громко хлопая черными крыльями, к собеседникам подлетел большой черный ворон. Опустился на землю перед ними, нахохлился и стал важно прохаживаться, глядя вокруг хозяйским взглядом. Арсентий развязал небольшой кошель, висящий на поясе, вынул кусочек мяса, кинул птице. Ворон поймал угощение на лету, положил перед собой на траву и принялся сосредоточенно клевать.
– Питомца ты себе под стать завел. – Настоятель указал посохом на ворона. – Одинокий, гордый, от людей не зависит. От волхва достался?
– От него, да.
– Это, как ты понимаешь, меня тоже тревожит. Ты от него другим вернулся. Расскажешь наконец, что он с тобой там делал?
Арсентий помолчал недолго, потом вздохнул.
– Расскажу, чего уж.
* * *
– Что же мне с тобой делать, Яромир? – Дед Рычан посмотрел на Арсентия, прищурив здоровый глаз. – Никак ты не можешь открыться, чтобы мир вокруг почувствовать. Как будто у тебя на душе такое же бельмо, как у меня на глазу. Два месяца уже с тобой бьюсь, а все впустую.
– Ты, отец, меня так и будешь Яромиром называть? Говорил же, что я теперь Арсентий. От языческого имени отрекся, когда в монастырь ушел.
– Вот и дурень! – сплюнул старик с досадой. – Что твое новое имя значит, как переводится?
– Мужественный.
– Красиво, но не то. А Яромир – это же Светлый мир, Мир Ярилы, или еще Неукротимый по-иному. Вот ты сменой имени от этого мира и загородился, перестал его в себя пускать. Поэтому и топчемся с тобой на одном месте.
Старый волхв встал, ковыляющей походкой направился к куче березовых дров, сваленных на краю поляны, взял несколько поленьев, вернулся и кинул в костер, разведенный перед его домом. Кора тут же занялась, скручиваясь в огне мелкими барашками и распространяя вокруг берестяной запах.
– Не успею я уже тебя ничему научить, – грустно покачал дед Рычан седой головой. – И хотел бы, да мне всего три дня на этом свете осталось.
– Это ты почему так решил?
– Это не я решил. Приходили вчера ко мне оттуда. Бают – отжил свое, дед, пора на покой. В Ирии мне Перун уже место определил, буду с лучшими сидеть за одним столом.
Послушник посмотрел на высокого истукана, вырезанного из старого дуба и стоявшего на поляне впереди других – идола Перуна, главного языческого бога. Как и раньше, он до сих пор пугал Арсентия своим взглядом. И, как всегда, на верхушке сидел ручной ворон деда, надежный и бдительный страж.
– Немало лет я прожил, пора. – Волхв поплотнее закутался в безрукавку из волчьей шерсти. В последнее время, особенно с приближением осени, он все время мерз, слишком холодная кровь уже текла в его жилах. – Обидно только, что я последний, кто знанием обладает. Уйду, и все сгинет, как и не было. Наши предки годами мудрость копили, а я с собой унесу.
– А что же ты за эти годы никого в обучение не взял?
– Что же не взял, я многих учил так-то. Некоторые даже посильнее меня были.
– И где они теперь? – Арсентий взял длинную палку и пошевелил дрова, чтобы лучше горели.
– Так ваши всех и порешили, одного за другим. Кого-то в лесах поймали, на капищах. Другие прятались, но их те люди выдали, которым они помогали при болезнях и несчастиях. Последние трое сглупили – пошли к князю, чтобы уму-разуму научить, убедить к вере дедовой вернуться.
– И что князь?
– Что-что? Знамо что! Выслушал внимательно, а потом велел сжечь на торговой площади всех троих на глазах у честнóго народа.
– Что-то не помню я таких историй в последнее время, – прищурился Арсентий.
– Так это лет с пятнадцать назад было. Или даже двадцать. Не помню уже. Давно. – Старик с кряхтением приподнялся, повернулся в сторону небольшого дома, в котором он жил сам и где теперь временно обитал Арсентий. – Я спать пойду, утро вечера мудренее. Может, и придумается что-то, чтобы тебя раскачать. А ты пока посиди, последи, чтобы костер весь прогорел, пожара не вышло.
Дед скрылся в своей лачуге, и Арсентий остался один на большой поляне посреди дубравы. Солнце уже почти село, дневные птицы замолчали, вокруг царила полная тишина, только вечерний ветер легонечко колыхал верхушки деревьев, заставляя их мелодично шуршать. Послушник, посидев немного, вытащил из чехла свою верную свирель. Нежно погладил ее пальцами, вспоминая, сколько дорог прошагал вместе с ней, и глаза той, что когда-то эту свирель ему подарила. Поднес к губам, ненадолго задумался и тихонько заиграл.
* * *
– Хватит дрыхнуть, парень! – Дед Рычан растолкал Арсентия задолго до рассвета. – Ты так всю жизнь проспишь. Кажись, придумал я, что с тобой сделать напоследок.
– Дед, давай ты со мной все что угодно сделаешь, но чуть попозже? – сонно пробурчал послушник. – Спать же охота.
– А потому что нечего было полночи на своей сопелке дудеть! – ехидно проворчал волхв. – Думаешь, я не слышал? Все зверье в округе перепугал, егозник. Вставай, говорю, я уже заутрок разогрел.
Деваться было некуда – Арсентий, потягиваясь, вылез из-под овчины, которую использовал как одеяло, вышел наружу. Зачерпнул в бочке скопившейся дождевой воды, полил на голову, отряхнулся, как пес после плавания. Прошел к костру, который дед разжег поутру заново, взял у волхва протянутый котелок с пареной репой, принялся усердно жевать.
– Так что ты там придумал, отец? – спросил он у старика, гревшего ладони над огнем. Тот ответил не сразу.
– Надо тебе к дидам сходить. Может, приветят они тебя, да на правильный путь и наставят.
– Ну давай сходим, чего уж там. А эти диды – это кто такие?
– Пращуры твои, хранители рода.
– Понятно. А что ты раньше такое не предлагал?
– Так я бы и сейчас тебе не предложил, если бы времени поболе было. Это, скажем так, последнее средство.
