— Нет, просто я... должен быть уверен. — Рино пнул ботинком камешек и со вздохом поднял глаза к небу. — Я боюсь, Кристиано... Боюсь, что нас могут разлучить. Они только этого и хотят. Если нас разлучат, я... — Он замолк на полуслове. Присев на корточки, он в молчании докурил сигарету, держа ее между большим и указательным пальцами.
Вся кипевшая у Кристиано в груди злость тут же растаяла, как выпавший ночью снег. Его охватило жгучее желание обнять отца, но он лишь выговорил, борясь с подкатившим к горлу комком:
— Я никогда тебя не предам. Ты мне должен верить, папа, когда я тебе что-то говорю.
Рино поглядел на сына и вдруг, прищурившись и зажав окурок зубами, на полном серьезе сказал:
— Поверю, если ты меня побьешь.
— То есть? — Кристиано не понимал.
— Я поверю, если ты раньше меня заберешься вон туда. — И он махнул рукой на песчаный холм напротив них.
— Какого черта?
— То есть как это какого черта? Ты хоть чуешь, какой невероятный шанс тебе представился? Если ты меня побьешь, мне придется верить тебе до конца своих дней.
Кристиано старался не рассмеяться.
— Что за фигня... Ты опять за...
— А в чем проблема? Ты у нас молодой. Спортсмен. Я уже не в том возрасте. Что тебе мешает победить? Прикинь, если ты меня побьешь, то сможешь сказать мне, что слышал, как Четыресыра твердил "Тридцать три трентинца..."[19], и мне приде... Ах, подлец!
Кристиано рванул в сторону песчаного холма.
— Нет уж, на этот раз я тебя обойду, — выдохнул Кристиано, ринувшись на крутой откос насыпи.
Он сделал три шага и вынужден был вцепиться пальцами в песок, чтобы не соскользнуть вниз. Все осыпалось. Отец карабкался снизу, отставая на пару метров.
Он должен справиться. Вечно он проигрывает отцу. И в тире. И в армрестлинге. Во всем. Даже в пинг-понг, хотя уж тут-то Кристиано точно отцу десять очков вперед даст. Они доходили до счета восемнадцать — девятнадцать против шести или что-то в этом духе, и тут этот козел начинал свою песню, что Кристиано выдохся, что боится победить, в итоге он заговаривал ему зубы так, что Кристиано не мог набрать больше ни очка, и побеждал Рино.
"Только не в этот раз. Я тебя сделаю"
Кристиано вообразил себя огромным пауком с цепкими щупальцами. Секрет был в том, чтобы правильно упираться ногами и руками. Песок холодный и влажный. Чем выше, тем круче уклон, под ботинками все осыпалось.
Он обернулся посмотреть, где отец. Тот его догонял. Лицо перекошено от натуги, но он не сдавался.
Проблема была в том, что, забравшись на три шага вверх, Кристиано соскальзывал вниз на два. Вершина была недалеко, но казалась недостижимой.
— Давай, Кристиано! Ну же, черт... Ты можешь! Побей его! — подначивали его снизу Данило и Четыресыра.
Он с криком сделал последний рывок и уже был почти там, наверху, оставалось каких-то полтора метра, готово, он его сделал, когда вдруг железные тиски сжали ему лодыжку. Его снесло вниз вслед за осыпавшимся песком.
— Так нечестно! — взвыл мальчик, в то время как отец, словно танк, двигал наверх прямо по его спине. Кристиано попытался ухватить его за край штанины, но рука соскользнула, и он чуть не получил пяткой в лоб.
А отец запустил пальцы в песок на вершине холма, упал на колени и торжествующе вознес руки к небу, словно только что покорил Чогори[20]:
— Победа! Победа!
Кристиано, судорожно дыша, лежал распластанный по песку в полуметре от вершины, а вокруг него все слоилось и осыпалось.
— Давай... Забирайся... У тебя почти получилось... В конце концов, ты пришел вторым... вторым, а не последним, — выдохнул Рино, едва держась на ногах от изнеможения.
— Так нечестно! Ты схватил меня за ногу.
— Да, а... стартовать раньше сигнала? Это... по-спортивному?
Лицо у него было пунцового цвета.
— Как же мне хре... Сигареты... Ну же, держись давай.
Кристиано схватился за отцовскую руку, и тот подтянул его наверх. Его поташнивало от усталости.
— Ладно, ты... проиграл... но был... молодцом. .. Я тебе верю.
— Ко... зел. Я дал себя обыграть... потому что ты старый... Вот почему...
— Да... правильно сделал. Стариков нужно уважать. — И Рино положил ему руку на плечи.
Отец с сыном сидели на пятачке наверху и глядели на затянутую пеленой равнину и на реку, которая в этом месте расширялась, образуя большую песчаную излучину. Противоположный берег тонул в далекой дымке, и только голые верхушки тополей одиноко торчали, как мачты кораблей-призраков. Ниже по течению река вышла из берегов и разлилась по полям. С верхушки холма просматривался силуэт электростанции с вереницей опор высоковольтных линий и дорожная эстакада.
Рино нарушил молчание:
— Отличное сочинение написал. Мне понравилось. Хорошо сказал. Вон иммигрантов, и работу итальянцам. Правильно.
Кристиано зачерпнул ладонью песок и стал катать шарик.
— Ну да, только здесь человек даже не может написать то, что думает.
Рино застегнул куртку.
— Вот только о свободе не надо. У нас здесь все Здорово наловчились трындеть о свободе. Свобода то, свобода сё. Полон рот свободы. И какого хрена тебе сдалась эта свобода? Если у тебя нет ни гроша и работы тоже нет, будь у тебя самая что ни на есть свобода — что с ней делать? Уедешь? И куда ты двинешь? И на чем? Бомжи — самые свободные в мире люди, так они помирают от холода на скамейках в парках. Свобода — это слово, которым только запудривают людям мозги. Знаешь, сколько засранцев подохло за свободу, не зная даже, что это такое? А знаешь, кто по-настоящему свободен? Тот, у кого есть деньги... Эти да... — Он замолк, занятый на некоторое время этой мыслью, потом взял сына за локоть. — Хочешь глянуть, где моя свобода?
Кристиано кивнул.
Рино вытащил из-за спины пистолет.
— Познакомься с барышней по фамилии Свобода и по имени "магнум-44"
Кристиано от удивления разинул рот. "Красотища какая"
— Высший класс. "Смит-вессон" Короткий ствол. Весь хромированный. — Рино, сияя от удовольствия, вертел его в руке. Откидывал барабан, вращал его и потом одним взмахом запястья возвращал на место.
— Дай подержать.
Рино протянул ему револьвер рукояткой вперед.
— Ничего себе, тяжелый какой. Такой же, как у этого, как его?.. — Кристиано взял обеими руками пистолет и прицелился вдаль. — Как его звали? Из "Подкрепления".
