Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 130
К середине дня мне стало его (Аолена, а не остров) совсем жалко, и я спросил, какого демона он так себя изводит, будто лично запихивал соплеменников в дупла. Оказалось, он страдает потому, что не знает, как станет рассказывать другим эльфам о случившемся. Ведь все оставшиеся верят, что ушедшие нашли путь к лучшей жизни, их почитают как самых достойных из эльфийского рода, а главное — еще живы многие из их родных и близких. Как открыть страшную правду, что их братья и сестры превратились в жестоких чудовищ?
Мне бы его проблемы! Насколько я знаю, иметь в роду оннолэннонов необыкновенно почетно. Значит, родные и близкие будут только счастливы, узнав, что с ними случилось. А вдаваться в детали совершенно не обязательно. Это будет даже не ложь, а невинное умолчание.
Но Аолен придерживается иного мнения. Он считает, что лучше горькая правда, нежели красивый вымысел. Ну я не эльф, спорить, что для них лучше, что хуже, не буду. Хочет — пусть страдает, возможно, эльфам это на пользу.
Мы идем прежним курсом — строго на запад. Но теперь опять южнее, примерно на широте Конвелла. Меня удивляет, почему у людей так плохо развита способность ориентироваться в пространстве. Они совершенно не чувствуют направления, им нужны различные приметы и знаки. У фьордингов, например, выработана целая система — днем они идут по солнцу, ночью — по звездам, используют разные приспособления, чтобы точнее выверять курс. Слава богам, что нам, нелюдям, все эти сложности ни к чему.
Последние несколько часов за бортом встречается много водорослей, преимущественно ламинарий. Я ловлю их багром, изучаю мелкую беспозвоночную фауну и очень доволен жизнью такой. Боюсь, не скоро мне вновь захочется на сушу.
И даже Энка перестала выказывать признаки нетерпения, сидит за чертежом и время от времени сообщает, как нравятся ей морские путешествия. Но думаю, такая идиллия ненадолго, и судьбу островных оннолэннонов нам еще не раз припомнят. Кстати, я так и не понял, склоняется это слово или нет? Спрошу у Аолена, когда повеселеет…
Последующие двенадцать дней плавания вышли ничем не примечательными. Все было спокойно и однообразно. Ну разве что в один момент драккар попал в струю сильного меридионального течения. Пришлось потрудиться, чтобы вырваться из его объятий.
Особенно нелегко было Хельги. Именно ему пришлось убеждать фаталиста Рагнара, что в этом происшествии нет перста Судьбы, и если не принять экстренных мер, течение увлечет их в северные воды, загонит за Границу Жизни, туда, где вечные льды и морозы, где без специального снаряжения и подготовки добропорядочным существам делать абсолютно нечего.
— А вдруг там лежит древняя земля Гиперборея?! — упрямился рыцарь, демонстрируя неизвестно откуда и совершено некстати прорезавшуюся образованность. — Есть же такая легенда?
Легенда такая и в самом деле была — многотысячелетней давности. Якобы лежит на самом северном краю Мира земля непаханая. И живут на ней великаны исключительно дарами милостивой природы. И такое их, даров, изобилие, что и великанам хватает с лихвой, и еще остается — для тех смельчаков, что рискнут в эту землю прийти, не убоявшись плавучих льдин Океана.
Но за последние столетия так похолодало, что, даже если та земля и существовала в действительности, теперь ее покрывает многометровый слой льда, и рассчитывать на какие-либо «дары» было бессмысленно. Но Рагнар заартачился: идемте в Гиперборею, и все тут!
Хельги страдальчески взвыл.
— Да замерзла она, Гиперборея твоя! Архипелаг — и тот льдом покрылся, не то что приполярная земля! — И добавил проникновенно: — Уж едой мы там точно не разживемся!
Последний аргумент стал решающим. Именно он убедил рыцаря оставить сомнения и налечь на весла.
Продуктов действительно оставалось маловато — но тоже не катастрофически. Был неприкосновенный запас на обратный путь. Имелась рыба, ее ловили небольшой сетью, ешь — не хочу! Хорошая вкусная рыба сардина водилась в здешних водах. Но Рагнара, убежденного мясоеда, вдруг неудержимо потянуло на свежие плоды и коренья. А где их взять, в Океане-то? Отсюда и его неожиданный интерес к легендам, и разочарование в них…
Потом полили дожди — скучные, затяжные. Драккар был мокрым и скользким, и палатка хлопала на ветру промокшими крыльями, и судовой просил есть еще чаще, и у черпальщиков не переводилась работа…
Зато Улль-Бриан начинал с гордостью поглядывать на свои огрубевшие ладони и окрепшие плечи. Ему, как наименее уважаемому члену коллектива, приходилось браться за ковш вдвое чаще, чем остальным. Впрочем, сказать, что им осознанно помыкали, что его дразнили и унижали, тоже нельзя. Юному наследнику приходилось значительно легче, чем когда-то Эдуарду. Но не потому, что он был родственником Рагнара — это его не спасло бы от насмешек, просто в данном случае главная обидчица выступала в роли защитника. Уж так тронула сильфиду пасторальная любовь юноши, что она прониклась к нему чем-то вроде материнского чувства и в какой-то мере оберегала от невзгод. Благодаря ей сын оверинского герцога ни с кем не конфликтовал, но и не сближался, даже с кузеном. Он вел себя скромно и тихо, но на самом деле, в глубине души, не считал своих спутников подходящей компанией, несмотря на наличие в ней двух принцев и грозного демона.
А причина тайной его гордости крылась в том, что юный Улль мнил себя не простым смертным, а Поэтом, в самом высоком смысле этого слова: причислял себя к тем, кого коснулась божественная десница, кто рожден для великой цели творить высокое искусство, отделять живое от мертвого. И неважно, что ценителей его поэтического дара насчитывалось пока совсем немного: отец с матерью, жена-пастушка да несколько придворных — по долгу службы. Настоящий поэт и не должен быть понят при жизни — так считал Улль. Настоящий поэт должен опережать время, творить для потомков. А на своем земном пути обязан непременно пройти через страдания и испытание одиночеством, чтобы в них черпать свое вдохновение.
В общем, юноша видел себя фигурой трагической, и компания грубых воинов была ему абсолютно чужда. Правда, имелся в этой компании эльф, и он тоже занимался стихосложением. Но Улль-Бриан почему-то сразу решил для себя, что особым талантом Аолен не обладает и сочиняет свои песни лишь в качестве развлечения, скрашивающего досуг.
На самом деле он недооценивал своих спутников. Творения Аолена котировались достаточно высоко в эльфийских поэтических кругах, да и остальным членам команды не было чуждо прекрасное. Разбиралась в искусствах Энка, Меридит при желании могла бы стать неплохим литературным критиком. И даже Хельги, хоть и не по своей воле, но однажды тоже сложил песнь философского содержания: про абсолютную идею и верблюжьи копыта. Не говоря уже о поэтическом альбоме Ильзы, который она со всей страстью коллекционера подсовывала кому только можно, даже оттонской королеве. Правда, упомянутая дама не была обучена грамоте, но знала премиленькие песенки о любви и овечках, каковые и были воспроизведены на бумаге рукой ее сына.
Разумеется, и Улля не миновала чаша сия. Через месяц плавания девушка решила, что они уже достаточно хорошо с ним познакомились, чтобы потребовать поэтическую дань, и подсунула ему свое украшенное розой сокровище.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 130
