Она пересела на другой стул. Я хорошо слышала, как шуршал ее халатик, и даже ощутила запах шампуня от перхоти.
— Вы здесь? — спросила я. — С вами все в порядке?
— Тебе-то что за дело? — вдруг огрызнулась Зельда. — Ты клиентка? Тебя обслуживают? Вот и молчи, говнюшка!
— Напрасно вы так расстраиваетесь, — сказала я, переварив услышанное, и подумала: «Может, ее уволили?»
— И перестань шевелиться!
Я замерла. Беспомощно лежала, а Зельда сидела рядом. Она была нужна мне, чтобы смыть эту дрянь с моих глаз. Вдруг я услышала щелчок. Этот звук был мне хорошо знаком — щелчок револьвера. «Кольта» двадцать второго калибра.
— Осечка! — У нее вырвался горький смешок.
Потом раздался новый щелчок.
— Опять осечка!
За этим последовали всхлипывания. Лежа с закрытыми глазами, я пыталась понять, что происходит. Единственное, что мне пришло в голову, — это русская рулетка. Баба была явно не в своем уме. Разве нормальная женщина, косметичка из салона красоты станет обзывать своих клиенток говнюшками? Меня интересовало только одно — куда направлено дуло револьвера, в ее голову или в мою? Я ее ничем не обидела, это она свалила, на меня какую-то коллективную вину за то, что я оказалась успешнее в жизни. Такое тоже возможно, только, признаться, как-то неожиданно.
— Зельда! — обратилась я к ней по имени (слава Богу, его я запомнила). — Ты только имей в виду, что это тебе не лотерея. Нажимая курок, ты сокращаешь шансы, Что у тебя за пистолет?
— Если откроешь глаза, ослепнешь, — злобно проговорила она. — И вообще, с чего ты взяла, что это пистолет? Может, я ногти стригу или пудреницей щелкаю.
— «Кольт» двадцать второго калибра, так ведь? — Эта старомодная примитивная модель пользовалась особенным спросом у дам.
— Ах ты, сучка! И в таких вещах разбираешься! — воскликнула она. — Вы, богатые телки, все одинаковые. У вас перед носом застрелишься, а вам будет по хрену!
— Это правда, — согласилась я, хотя и не следовало бы. Но в подобных случаях я не могу удержаться и всегда отвечаю хлестко. Даже рискуя попасть под ответный удар настроенного на убийство или самоубийство психа, скрывающегося под личиной скромной косметички.
От моих слов Зельда едва не задохнулась от возмущения, и засим последовал новый щелчок. Я была пока еще жива. Но, видать, сильно разозлила ее. Револьвер теперь был, конечно, направлен на меня. Я сделала глупость, и беседа, как она, по-видимому, решила, должна была закончиться для меня смертью. Со мной больше не обращались как с уважаемой клиенткой, а в основном материли. Неужели она задумала это с самого начала? Я лихорадочно соображала.
Осталось еще три патрона. Может, мне повезет? Все-таки русская рулетка! Но кто знает, сколько еще патронов у нее в барабане. Я подумала, не попробовать ли бежать. Мозг хотел, но тело отказывалось. Ослепнуть я боялась не меньше пули.
— Пистолетик этот дал мне Клайв, — сообщила она. — И ты права, безмозглая говнюшка, это действительно «кольт» двадцать второго калибра. Это был пистолет его матери, а я с техникой хорошо управляюсь. Я оставалась в доме одна, а в округе тогда было много взломов и грабежей. Вот он и бросал меня, а сам укатывал куда-нибудь со своими расфуфыренными друзьями.
— Расскажи мне про Клайва, — предложила я.
Гнев, направленный на меня, можно было перевести на его истинный объект, по-видимому этого самого Клайва. Тогда у меня появился бы шанс. Я вспомнила, что иногда в «кольтах» барабан рассчитан не на шесть, а только на пять пуль, то есть в таком случае у нее оставалось бы всего два патрона. Но вдруг судьба окажется ко мне жестока? И смею ли я надеяться на везение? Разве будет оно на моей стороне после того, как наши с Зельдой пути-дорожки уже пересеклись и она заманила меня сюда, специально назначив процедуру на время обеда, когда клиника пуста, и роняла горячие слезинки, которые я небрежно смахивала? Во мне шевельнулось что-то вроде угрызений совести. Я подумала, как это, наверное, обидно, когда твоя разбитая вдребезги жизнь день за днем утекает в песок, пока ты ублажаешь сытых кичливых клиенток.
— Эта свинья, этот ублюдок!.. — сказала Зельда. — Он украл лучшие годы моей жизни! А ты… Ты ведь даже не помнишь меня. Ты заслуживаешь смерти! — Ия поняла, что она настроена решительно.
Я ждала очередной попытки возмездия, но нового щелчка не последовало. По-видимому, она решила дать мне время — помучиться и послушать ее историю. Хотела рассказать про Клайва. Но и ждала от меня извинений. Я же терялась в догадках — где и когда могла с ней встречаться?
— Ты меня извини, но я такая рассеянная, — сказала я. — Мы что, уже встречались? Если да, тогда напомни.
— Ты уже была здесь однажды, — уличила она. — А я торчала на лестнице.
— Боже мой! Неужели тот самый Клайв?! — изумленно воскликнула я.
Теперь я вспомнила.
Четыре года назад, когда сэр Клайв Хилфонт, выпускник Итона, известный в городе повеса, возродил к жизни это старинное родовое поместье, Алистер послал меня взять у него интервью. Так что в этом замке я уже бывала. Сэр Клайв Хилфонт лично встретил меня на своей красной спортивной машинке с открытым верхом и, пока мы ехали, буквально очаровал яркостью своей индивидуальности и обаянием. Он был привлекателен и внешне — уверенный, энергичный, решительный. На месте нас уже ждал фотограф. Мы обошли дом, пройдя по роскошным комнатам и залам, любуясь золочеными колоннами и не скрывая восхищения при виде таких разительных изменений. Мы фотографировали всю эту красоту, сотворенную им собственными руками. То есть заядлый охотник, рыболов и праздный кутила теперь превратился в строителя, штукатура, слесаря и дизайнера, чтобы восстановить семейное богатство и вернуть фамильному поместью былую славу.
— Неужели все это вы сделали один, своими руками? — спросила я, недоуменно поглядывая на его холеные пальцы, коим больше подобало тасовать колоду карт, нежели месить цемент.
После секундного колебания он кивнул наверх, и я увидела за приоткрытыми позолоченными дверями приставную лесенку и на ее верхней ступеньке девушку с малярной кистью. В такой неловкой и опасной позе она раскрашивала синим кобальтом австрийского гербового орла. Это была Зельда. Ну конечно же, она — я хорошо запомнила эти коротенькие ножки.
— Вот оно, сокровище моей жизни, — пояснил Клайв. — Она мне помогает, все здесь готова для меня сделать.
И он послал ей воздушный поцелуй, а мне вспомнилась длинноногая упакованная красотка, оставшаяся в Сауткене, когда мы уезжали в Хилфонт. Вспомнились и те заговорщицкие взгляды, которыми они обменялись на прощание — словно бы говорили друг другу: «Встретимся в постели, любовь моя!» — и я тогда еще подумала, что эта бедная корова на лестнице, должно быть, по уши влюблена в него, а он просто использует ее и наверняка не платит за работу.
— Так это была ты? — сказала я Зельде. — А ты здорово раскрасила того орла.
