Да и не может существо, облеченное ТАКОЙ властью, поддаваться эмоциям. Человек, в кулаке которого целые миры зажаты, уже и не человек вовсе. Недаром такие, как он, пожизненно получают титул Предвечного, и этот титул не передается по наследству, как многое другое. Деньги, например. Недвижимость…
Впрочем, я не люблю рассуждать об этом.
…Очень несвоевременно умер этот князь Гьелловер, но еще более несвоевременно он воскрес. Передумал умирать, или же ему не захотелось служить удобрением для земли, в которую монахи-Аколиты будут потом сажать свои радостно плодоносящие сельскохозяйственные культуры. Конечно, мне не следовало пить коньяк. Кажется, так называется этот крепкий напиток, которым меня в свое время впервые угостил отец. Тем более что потом я попробовал из фляги Вийлелля другой вид этого «зиймалльского нектара». Кажется, во взаимодействии они превратили мое тело и мои мозги в полигон, где испытывают новое оружие с непредсказуемым воздействием на окружающую среду.
Я проснулся от того, что на меня с шипением осел потолок. Он прыгал и изгибался, как спятивший морской скат — мерзкая плоская рыбина, скользкая и смертельно опасная. Я задергался, разбрасывая руки и ноги в разные стороны, и тут на меня одним хищным прыжком бросилось и напольное покрытие. Конечно, я не успел уклониться, и меня больно ударило в бедро. Тут я окончательно проснулся и обнаружил, что я всего-навсего упал со своего спального ложа.
Так. Кажется, пора просыпаться. Голова раскалывается. Все-таки предательская штука это зиймалльское пойло. С ним как с легкомысленной женщиной: накануне не можешь остановиться, а потом, как опомнишься и откиснешь, думаешь, и зачем, дескать, все это нужно было? Не пойму.
Я забарахтался на полу. Нет, нужно добраться до распределителя климат-контроля и проветрить спальню… а еще, наверно, нужно искупаться. Ион-вода с добавками, чаша маилового сока, легкий завтрак — и все должно быть в порядке. Гьелловер, Гьелловер!..
— Рэмон!
Это грянуло в голове, как будто ударили изнутри тупым, гулким клином. Я поднял голову и увидел, что в обрамлении мутных радужных пятен, плывя, подтекая и дробясь, — в дверях стоит отец. У него каменное лицо, серые губы поджаты, взгляд, кажется, такой, что у каменных статуй в магистральной галерее — вполне живые и доброжелательные, подвижные лица в сравнении с НИМ… Вот таким. Он сказал:
— Рэмон, поднимайся. Приведи себя в порядок. У меня к тебе разговор.
— Я что… в твоем доме?
…Я даже не понял сразу, что вовсе не у себя. Хотя помещение, ну в точности моя спальня. Впрочем, сымитировать размеры и интерьер моего дома для отца не проблема — все это делается чисто автоматически за очень короткий срок. Я у него? Нехороший, недобрый знак. Последний раз он оставлял меня у себя на отдых, когда случилась скверная история с подводной охотой на морских скатов. Нас тогда задержал патруль, и был большой скандал. Особенно если учесть, что моя тогдашняя подружка Колри каким-то образом деблокировала инстинкт агрессии у хищной рыбины гьерры[19], и та оттяпала ей ногу до половины лодыжки. Хорошо, успели пришить. Очень удачно, даже иннервировали без потерь…
Я повторил:
— Я в твоем доме?
— Совершенно верно. Дрыхнешь уже давно. Вторые сутки[20]пошли.
— Это что же, мой кот двое суток не жрет ничего?.. — Я сделал резкое движение, пытаясь вдруг и сразу обрести вертикальное положение, но голову пронзило такой острой болью, что я тотчас же повалился обратно и замычал. Я не видел отца, но смутно чувствовал, что он не отрывает от меня пристального взгляда, и этот взгляд, несложно предположить, далек от восхищения. Потом донесся его голос:
— Кот? Ты думаешь о своей нечистой твари, когда…
— Он чистый, я его каждый день мою — и…
— …когда я не знаю, что делать с тобой самим?! А известно ли тебе, что Предстоятель Астаэр подал запрос в муниципалитет на имя самого градоначальника, князя Айоля, и параллельно внес предложение в Суд, чтобы Верховный Судья Галиматтео, сам Бальтарр-бер-Кайль, оценил целесообразность и правомерность этого запроса? Между прочим, в нем говорится, что ты нарушил Закон и должен быть сурово наказан. Невзирая на заслуги и регалии твоего отца. Меня!!!
— Да эти храмовники вечно придираются и…
Я осекся. Смысл слов отца дошел до меня не сразу, он впитывался, как пересохшая кожа впитывает влагу — по капле, постепенно, но уж общий эффект неотвратим, как закат солнца!.. Запрос в муниципалитет был дурным знаком… Это если говорить в изрядно смягченных тонах. А уж если по существу, то такие запросы нередко кончались самым прескверным образом, вплоть до рудников планеты Керр!..
Я поднялся. Меня снова качнуло, но теперь я удержался на ногах.
— За что? — спросил я.
— А ты не помнишь?
— Н-нет.
— А что ты вообще помнишь?
— Мы отправились на церемонию. Платформа опускается вниз, к поверхности планеты. Погребальная роща… Рассаженные деревца, монахи-Аколиты… Несносный Вийлелль. Потом начинается прощание с князем Гьелловером. Потом… потом его, наверно, похоронили — а дальше… Дальше н-не припомню. Ты же сам привез мне эти напитки с Зиймалля, сказал: вот, попробуй, забавная штука и очень такая… своеобразная. Ну вот.
— Вот!!! — вдруг заревел он, и, о Единый, как же исказилось его лицо!..
Он шагнул ко мне, перегнулся, и показалось, что сейчас на меня обрушится все сущее. Как он огромен! Никогда еще, верно, мне не приходилось видеть отца в таком стихийном гневе, когда, быть может, он даже был способен ударить меня, бросить на пол и растоптать, как дешевый свиток с лживыми письменами. Он однажды так сделал, когда какой-то заезжий эксперт продал для его коллекции древний раритет, оказавшийся скверной подделкой.
— Вот именно!! — гремел он, между тем как я пятился, пока не уткнулся спиной в опорную колонну потолочного перекрытия. — Ты даже не знаешь, ЧТО ты наделал! Мало того что ты напился и осквернил своим видом церемонию, испоганил самую суть древнего обряда!! Мало того, что ты вел себя вызывающе, так нет же, тебя угораздило зачем-то взять с собой эту проклятую бигойю, а потом вогнать ее прямо в горло Гьелловера! Может, это не случайность? Может, это злой умысел, и тебя кто-то подучил?
Не понимаю. О чем он говорит?! Кто меня чему-то подучил? Воткнуть бигойю в глотку князя Гьелловера?! Слабые, полузадушенные воспоминания чего-то такого, имевшего место в ушедшей реальности, вяло заворочались в черной пропасти памяти. Голова, голова!.. Я выговорил:
— Злой умысел? О чем ты, отец?!
