– Да повод всегда найдется! Прощаюсь с иллюзиями молодости.
– Слушай, Баклавский… – Любек вдруг отчего-то напрягся.
– Да?
– Ежи, – замялся Казимир, – ты действительно хочешь просто развлечься на «Манте» со шлюхами? Это никак не связано с делами отца?
И оставалось-то – спокойно ответить: «Нет, конечно». И добавить пьяно-обиженное «как ты мог подумать» или что-то наподобие того.
– Прости, Кази, – сказал Баклавский серьезным трезвым голосом. – Пользуясь своим статусом, я могу конфисковать на время любую посудину в гавани. Без объяснения причин. Но мне нужна именно «Манта» с экипажем, два ящика шампанского и пять отборных девиц.
Казимир ошарашенно выругался.
– Что ты замыслил, Ежи?
– Я рад, что тебе ничего не приходит в голову, Кази. Честное слово, рад.
– Да что ж ты делаешь-то! – Любек тяжело задышал в трубку. – Мне придется предупредить отца…
– Расскажи ему все, что считаешь нужным, – посоветовал Баклавский. – Так ты выполнишь мою просьбу?
Нет городов красивее ночного Кетополиса! По крайней мере, вахтенный «Леди Герды» таких не видел. Сторожевой корабль медленно курсировал в километре от берега, охраняя канал, ведущий в гавань, и приглядывая за старой бухтой.
Красной звездой светится маяк Тенестра, сиренево и мертвенно мерцают сети в Плетельне – если верить приметам, киты близко, – а правее на берегу горят редкие точечки костров – нищие греются, понемногу изводя на дрова заброшенные склады Стаббовых пристаней. Над Мертвым портом яркая желто-рыжая полоса Горелой Слободы освещает низкие облака.
Треугольный холм Монте-Бока торчит из моря плавником касатки, непроглядно-черный на фоне светящегося неба. Лишь наверху россыпью жемчужин сияет дворец Его Величества Михеля Третьего. А правее – канал, за ним круглая гавань Нового порта, бледный перст Хрустальной башни, кормовые огни кораблей, фонари на причалах… Квадратный подсвеченный фасад Навигацкой школы на острове в устье Баллены, а дальше – взлетают в небо разноцветные огни, синие, розовые, фиолетовые: Пуэбло-Сиам продолжает празднество. Но сиамский квартал загорожен Орудийным холмом, и лишь маяк на входе в канал да тусклые уличные лампы у флотских казарм удерживают подступающую с юга темень.
На выходе из порта замигал семафор.
«Кто-то из Любеков решил расслабиться зпт не пропустите зрелище».
Вахтенный добежал до дежурного офицера, тот разрешил позвать свободную смену. Искоркой, звездочкой, огоньком, пятнышком приближалась роскошная «Манта», предмет вожделения каждого, кто хоть раз выходил на открытую воду.
– Ты посмотри, какие крали! – присвистнул дальновидный кок, вышедший на палубу с собственным биноклем.
На катере, принадлежащем главному торговому дому Кето, царил форменный бардак. Три крутобедрые девицы в кружевном белье и мехах на голое тело проветривались на палубе, передавая по кругу бутылку шампанского с отбитым горлышком. Из жаркого нутра кубрика раздавался механический звон пианолы, кокетливый смех и визги.
Когда капитан «Манты», тоже явно нетрезвый, наконец разглядел серый борт «Леди Герды», то вместо положенного морским уставом представления отсемафорил: «Защитников кетополийского спокойствия поздравляю славным днем бойни тчк Любек».
– Грамотно отдыхают, – завистливо протянул косой матрос, за непристойное поведение уже третью неделю лишенный увольнительной на берег.
Вахтенный офицер поморщился, как от зубной боли.
Через минуту «Леди Герда» ответила семафором:
«Осторожнее фарватером тчк спокойного моря».
«Манта» заложила крутой вираж, минуя буй, показывающий край оборонной сети, и повернула на север.
– Неужели в Ганай собрались на ночь глядя? – предположил кок.
– Да что там делать-то, – возразил матрос. – Попрыгают по волнам, пока выпивка не кончится, да и вернутся. Вот увидишь!
– Вот увидите, шеф, скоро нагоним… – неумело пытался утешать Баклавского Май.
– Кого нагоним? – вяло переспрашивал инспектор.
Было бы здорово, мальчик, увидеть сразу две пары бортовых огней, встречным курсом пройти мимо «Стража», эскортирующего беглый сухогруз, и тогда спуститься вниз и тоже, хохоча и говоря скабрезности, пуститься в кутеж. Потому что мир вернулся бы на ту ось, где я привык его видеть. Потому что тогда и всем неординарным событиям этого дня нашлось бы какое-нибудь очевидное и безопасное объяснение.
Уже полчаса «Манта», приподняв тупой как у туфель Зоркого Дэнни нос, летела вдогонку за двумя судами, ушедшими из Кетополиса семь и пять часов назад. Если «Страж» догнал сухогруз в половине девятого и они идут обратно с меньшей скоростью, то около половины первого они как раз должны вернуться в Новый порт. Стой, Баклавский, ты опять думаешь не о том…
– Огни прямо по курсу! – крикнул любековский штурман, молодой, но уже неразговорчивый и ко всякому привычный моряк.
Май и Баклавский кубарем скатились в кубрик. Там по-прежнему было весело. Четверо патрульных чинно сидели рядком на длинном диване, зато изрядно пьяные девицы разместились кто где.
– …А она и говорит: если ты кит, то где же фонтанчик? – закончила историю старшая мамзелька по прозвищу Киска, и патрульные скорчились, хватаясь за животы.
– Огни на траверсе, – сказал Баклавский. – Основная готовность.
– Опять пить и орать, – обреченно сказала темноволосая девица с размазанной под глазами тушью. Ее подруги неспешно кутались в меха и запасались шампанским. Май осторожно крутил ручку пианолы, заводя пружину. Из деревянного чрева инструмента исторглись первые такты веселой полечки.
Баклавский перешел в капитанскую рубку.
– Говорить будете только вы, – сказал он штурману. – Все помните? – Тот кивнул. – Одно неправильное слово, и все пойдем на корм планктону. Мои погоны здесь не помогут. Очень надеюсь на вас… – Баклавский не смог подобрать, как обратиться к моряку, а имя почему-то забыл, и повисла неловкая пауза. – Не подведите Казимира, хорошо?
Глянул на приближающиеся огни. Левый и правый. «Страж» возвращался один. Худшие опасения подтверждались.
Когда катера, обменявшись позывными, гулко сошлись бортами, Баклавский сидел в кубрике, пряча руку с револьвером в кармане шинели.
– Что случилось, инспектор? – сквозь шум, музыку и хохот все-таки можно было разобрать голос штурмана.
Савиш что-то ответил, но лязгающие аккорды заглушили его слова.
– Какие славные кротики! – голосом портовой шлюхи протянула Киска, повиснув на локте штурмана. – Настоящие морские кротики! Мальчики, не стесняйтесь, нас много, а клиент всего один! И то – напился так, что встать не может!
– Старший – или кто из сынков? – игриво спросил Савиш, и снова Баклавского кольнула интонация, едва скрывающая непонятную озлобленность.
