предложила она как ни в чем не бывало. – Я на машине.
Он помотал головой.
– Сам доберешься? – продолжала Саша. – Ну и хорошо. Я поеду, а то скоро стемнеет, а я в сумерках вижу плохо…
Федор вдруг бросил в траву свой портплед, подошел, взял двумя руками за шею и поцеловал в губы.
От изумления и неожиданности она запищала и замотала головой, отстраняясь.
– Как хорошо, что ты приехала, – сказал он, очень близко глядя ей в глаза. – Я тут совсем изнемог.
– Ты же уезжаешь.
Он вздохнул.
– В Дождев. К тебе.
– Правда?
Он кивнул.
Саша потянулась к нему, обняла его и положила голову на плечо.
Так они стояли и обнимались.
– Что нам теперь делать? – наконец спросила она. – Поедем в Дождев или останемся здесь?
– Я так долго тебя ждал, – сказал он. – А до Дождева далеко.
Она засмеялась.
– Тогда останемся?
Он посмотрел ей в глаза, взял за подбородок и опять поцеловал.
– Ты мне не пара, – объявил он.
– И ты мне, – согласилась она. – Мы вообще из параллельных миров!
– Я без тебя чуть не умер.
Она щекой потерлась о его щеку.
– Ты бы взял и приехал.
– Я трус, – признался он.
– Это неправда, – сказала она. – Ты храбрец. Я знаю.
– Ты слишком красивая. И слишком умная.
Саша посмотрела на него.
– Зато я ничего не смыслю в антропологии. И ты можешь начать мне объяснять.
– Ты уверена, что станешь меня слушать?
Она кивнула.
Они еще постояли, не в силах оторваться друг от друга, а потом он сказал:
– Я загоню машину.
– Я с тобой, – тут же откликнулась она.
Непрерывно целуясь и путаясь руками, они кое-как открыли ворота, и Федор Петрович сел за руль, а Саша забралась на пассажирское кресло.
Нужно было проехать метров пять, и они их проехали – вместе.
Слева лежало лесное озерцо, дорога уходила вправо, солнце валилось за лес, огромное, рыжее, весеннее.
У сторожки появилось крылечко с перилами.
– Ты сам сделал? – спросила Саша про крылечко.
Он кивнул.
– Зачем ты здесь живешь?
– Чтобы не жить в Москве, – сказал он серьезно. – Здесь дел хоть отбавляй, а там бы я сошел с ума от скуки. Все работы свернули до конца карантина, и меня… свернули тоже. А здесь я могу думать, писать статьи и вот ставить крыльцо.
– Это твоя земля?
Он кивнул.
– Что, правда?!
Он опять кивнул.
– Ничего особенного. Один мой приятель спешно уезжал в Америку. Навсегда. Продавать этот участок – дело долгое, он покупал его под застройку. Тут должен был быть коттеджный поселок, лодочная станция, рестораны и прочие радости жизни. Ждать он не мог, поручить адвокатам тоже. Он не просто так уезжал, ему сбежать нужно было. Счета тут все равно арестовали бы. И он продал его мне за сто рублей.
– И тут никто не живет?
– Когда я уезжаю, остается сторож, мужик из соседней деревни. Да и сторожить особенно нечего. Вот этот домик и еще пристань в той стороне, – и он махнул рукой куда-то за лес.
– Все так странно, – задумчиво сказала Саша в конце концов. – Ты живешь в собственном лесу на берегу собственной реки. А работаешь на раскопках древних городов, чтобы узнать, как жили древние люди.
– Так оно и есть.
– Ну, поздравляю тебя. Они жили точно так же, как ты, – заключила Саша. – У них были свой лес и своя речка. Ну, или свои пески и оазисы. Они ходили на охоту или на рыбалку. И молились своим богам.
– Я не хожу на охоту.
– А своим богам молишься?
Он подумал немного и признался:
– Пожалуй, молюсь. Ты же вот взяла и приехала.
Саша щекой прилегла ему на плечо и сказала со вздохом:
– Приехала.
Они поцеловались раз и еще раз.
– Слушай, – жалобно проговорил Федор ей в волосы, – давай попробуем выйти из этой проклятой машины. А?..
Саша засмеялась, выпрыгнула из «Мерседеса» и, путаясь подолом юбки в мягкой и слабой траве, подошла к озерцу.
Оно лежало тихо-тихо, словно не дыша, и вода, прозрачная, светло-коричневая, как индийский топаз, была неподвижна.
– Здесь когда-то брали песок, – сказал подошедший Федор. – Давно, когда строили дорогу. Поэтому оно такое прозрачное, и дно хорошее. Лесные озера, как правило, топкие, заросшие.
Саша сошла к воде и увидела свое отражение. И не узнала себя.
Вдруг ей все стало ясно.
Она стянула с плеч щегольскую курточку, швырнула ее в траву, расстегнула юбку и переступила через нее, когда она упала. Стащила футболку и вся прижалась к Федору, сильная, горячая, грозная.
Он обнял ее и с силой прижал к себе.
– Я тебя не выпущу, – сказал он. – Раз уж ты мне досталась.
Саша потянула его вниз, в траву, – в их собственную траву на берегу их собственного лесного озера.
Это было как возвращение в тот самый параллельный мир, о существовании которого она уже знала и куда так стремилась. На этот раз, она не понимала почему, но так получилось само, два мира, ее и его, объединились в один – огромный, небывалый!..
В этом новом общем мире горел закат, не шевелились и молчали деревья, а люди словно совершали языческие обряды, как они делали издревле!..
Они словно возвращались друг к другу из топазовых глубин времени, мчались навстречу, задыхаясь и торопясь, зная, какая их ждет награда.
Саша знала, что так было всегда и так всегда будет, с этим уже ничего нельзя поделать, и это нельзя утратить, как невозможно потерять закат или грозу!..
Все остальное неважно и не имеет смысла – только здесь и сейчас, только с ним.
И нет никакого сценария, фанерных персонажей и нарисованного на заднике неба, потому что вот оно – живое, настоящее, сильное, правильное.
И уверенность и страсть, пришедшие из его вселенной, наголову разбили придуманные преграды и ограничения, высунувшиеся из ее мира.
Они катались по траве и, кажется, очень шумели, потому что лес совсем затих, изумленный. В угаре и спешке Саша успела подумать о том, что они распугают всех барсуков и белок, и засмеялась, а потом не стало никаких мыслей и белок.
Общий новый мир, как ему и положено, начался со вспышки сверхновой.
Саша была уверена, что вспышку засекли все телескопы вселенной.
…Опять они долго лежали, молчали и не шевелились.
Потом она встала, перешагнула через него и спустилась к воде. Он сел, обняв руками колени, и наблюдал за ней.
Вода показалась ей прохладной и приятной. Она зашла по колено, песок мягко обнимал ступни.
– Оно очень холодное, – предупредил Федор негромко. – Подземные ключи бьют.
– Правда? – удивилась Саша, упала в воду, оттолкнулась и поплыла.
Вода была сладкой
