Но даже самая долгая дорога когда-то чем-то заканчивается, хотя бы потому, что Земля наша круглая. Или, может, ничто не может длиться вечно? Ни страх, ни боль, ни дорога, ни страдания.
По кладбищу я уже бежала, прижимая к себе мешок с покупками, необходимыми для дани уважения. Сердце ужасно трепетало и рвалось вырваться из груди и убежать куда-то вперед, увидеть, что там.
Сегодня я пришла одна, без папы и мамы, поэтому напутала ровные тропинки и запетляла. Пришлось искать ближайших людей, но среди них не было служащего, хотя они сами очень хотели мне помочь. Они собирались проводить меня до остановки, но я просилась отпустить меня вперед, на поиски наших семейных могил. Я не переживу еще один день, если сегодня не узнаю, что там!
Вот, наконец и они. Наши родственники, ставшие нашими удзигами. Я обошла много могил, уже ревела и плохо различала надписи, но все еще молила моих добрых спутников — мужа с женой и их троих маленьких сыновей — не уводить меня отсюда. А потом едва не наступила на скатившийся с одной из могил букет белых хризантем, свежих. Будто звезды горевших на земле. Будто опавшие звезды. Коленки ободранные протерев, выпрямилась. Зато чьи-то цветы уберегла. С каменной плиты на меня смотрел веселый мальчик. Как будто знакомый. Еще кто-то умер из знакомых или с нашей школы?! Но, вглядевшись в смутно знакомые черты, застыла. Слезы стерла грубо.
«Такэда Тора» гласила надпись на могиле.
Это же папин брат! Я нашла!
Хотя нашла и расстроилась: дядя умер слишком рано. Дядя сложно умирал, как следовало из подслушанных разговоров взрослых.
— Такой молоденький! — вздохнула моя провожатая. — Ему бы еще жить и жить!
Почему-то эти слова царапнули меня. Словно когтями холодными и острыми прошлись по мне изнутри. Странно, но иногда чьи-то невольные слова очень больно ранят. Хотя тут вроде нету ничего странного: младший брат папы умер, когда ему еще не было десяти, даже младше меня.
— Кажется, нашла? — а вот ее муж оказался куда более сообразительным и практичным.
— Да! — всхлипнула. — Это мой дядя. Младший папин брат.
Супруги как-то серьезно переглянулись. Даже шумные их мальчики притихли, сраженные внезапным осознанием: ничто в этой жизни не вечно. Кроме, разве что, самой жизни, которая шла еще задолго до нас и будет так же спокойно проходить и после нас. Хотя ученые говорили, что однажды даже солнце погаснет. Но солнце моей последней надежды было намного важней, даже если горело мне, только покуда я здесь живу.
— Такэда Канако… Такэда Дзиро… — я взволнованно огляделась, разглядывая старые прибранные могилы и лежащие у каждой цветы-звезды. — Такэда Тора… Такэда Мияги… Такэда… Нету! — сорвалась на крик, сжала кулаки, прижав к ужасно быстро вздымающейся груди. — Мамы здесь нету!
Кажется, мужчина и женщина не поняли моей радости. Ну, непривычно уже японцам жить со временными могилами, а тут, выходит, мать мою похоронили неясно где. То есть, не хоронили вообще! Она жива! Жива!
— Ну, поздравляю, — смущенно сжал мое плечо старший из их сыновей., первый сообразивший, что за сила и что за надежда привели меня сюда.
— Спасибо! — я снова расплакалась.
Такое облегчение узнать, что она жива!
Сердце напугано застыло.
Только… где же она?.. Если мама не умерла и просто исчезла, значит, ли это… что я… я… я ей совсем не нужна?.. Неужели, есть в мире кто-то кроме папы и меня, около которого ей куда больше хотелось жить, чем возле нас двоих? Это… это очень больно, если об этом думать!
Эти люди еще что-то говорили мне, но я их не слушала. Упала на колени возле памятника Тора, обхватила его, прижалась любом к холодному камню. В жизни я и Тора никогда не встречались — несколько десятков лет разделили нас — но сейчас он внезапно оказался рядом, помог найти мне пути и поддерживал, пусть даже если только твердостью своего могильного камня. Странно бывает в жизни. Но, видимо, в жизни бывает по-всякому.
— Нам надо к бабушкам сходить. Но мы еще зайдем, — осторожно сжал мои плечи чужой папа.
— Как у вас дружно! Вот, кто-то уже принес им цветы и даже ты одна узнала дорогу и пришла, чтобы принести им еще больше цветов…
Я нес разу поняла, что мне говорила чужая мама. А когда поняла, то все обмерло изнутри, вскочила.
У всех наших близких лежали букеты белых хризантем! Вот, и могилы все прибраны, а я сразу и не заметила! Вот, кое-где лежат чаши с палочками благовоний. Хотя кое-где их уже смахнул ветер. Здесь кто-то был!
— Значит, папа не был в Поднебесной… — сказала сама себе растерянно.
— Девочка, мы пока пойдем… а то мужа отпустили сегодня ненадолго, — смущенно сказала чужая мама, мечтавшая дольше быть возле своих. — Но, если хочешь, мы зайдем за тобой на обратном пути и вместе поедем в город.
— Да, да, конечно! — тут и сама смутилась. — Вам непременно надо сходить к своим! Обязательно нужно сходить! Простите, что я отвлекла вас!
— Да ничего! — засмеялась, хоть и нервно, чужая женщина, хранительница чужой семьи. — Я понимаю, ты напугана. Надеюсь, с мамой твоей все обойдется и ее скоро выпустят из больницы, — внезапно наклонилась и погладила меня по щеке. — Уж прости взрослых, малышка, мы иногда не все вам говорим. Но мы просто хотим почаще видеть ваши улыбки.
— Но не сказать дочери, что мать ее еще жива? Эх! — покачал головой чужой папа, на меня опять посмотрел. — Ну, ты держись.
— Спасибо! — всхлипнула.
И они ушли. Чужая семья ушла вместе. Они держались около своих. А папа… папа даже не сказал мне, что сюда приходил! Даже не позвал за собой! Хотя мама жива — и это радует. Только… почему она ушла? Неужели, просто не хотела быть около нас? Или… где-то есть другие дети и другой папа, с которыми она теперь ходит? Если б мама просто была в больнице, то Сатоси бы мне, наверное, рассказал. Хотя б чтоб у меня была возможность проститься! А если мамы на нашем семейном кладбище нет, то она явно жива. Но она явно не захотела прийти ко мне. Даже ко мне! Я понимаю, что родители иногда ссорятся, но если она даже не захотела прийти ко мне за эти несколько месяцев… до чего же обидно и больно!
Прибрав могилы и разложив белые хризантемы из моего букета поровну к другим родственникам — хватило почти на всех — я, всхлипывая, отправилась обратно в родной город. Увидела моих провожатых издалека, приветственно махнула им рукой. Найти выход из кладбища оказалось намного проще. Только как найти выход из кладбища моих разбитых надежд?
Уже в Киото мне звонил Рескэ. Как будто почуял, что я одна и мне тяжело. Но как я могла ему поверить после того, как он так жестоко обошелся с Синдзиро? Я просто сделала вид, словно трубка лежала где-то далеко, а я сейчас страшно занята чем-то. Он не захотел тогда услышать раненного, а я теперь не хочу услышать его.
Но я не могла позвонить даже Хикари, которая хоть и была дружелюбна со мной, но все-таки была его сестрой. И Аюму больше не хочет меня видеть. Папа пока на работе. И у него у самого много секретов от меня.
