пространство.
— Сядь, — наконец произносит он и кивает на скамью у стены.
Удивление едва не сбивает меня с ног, но я не выдаю эмоций и подчиняюсь приказу. Господин располагается в широком удобном кресле, где прежде любила сидеть Вель.
— Ты знаешь, какой день будет в следующую субботу.
— Знаю, господин.
— Вельдана… Хм, то есть госпожа Адальяро не любит смертей и крови. Я бы с превеликим удовольствием хотел этого избежать, но увы. Правила клуба требуют, чтобы каждый игрок выставил в этот день не меньше пятой части своих рабов.
Разумеется, я об этом знаю. Я уже участвовал в так называемом «Бое за свободу». И победил. Вот только свободы это мне не принесло.
— Госпожа знает? — позволяю себе дерзость.
— Нет. Ей это ни к чему.
Красавчик вскидывает голову и оглядывает меня с головы до ног прищуренным взглядом.
— Теперь мой черед спрашивать.
Недоумение на моем лице, должно быть, слишком красноречиво. Господин изволит беседовать с рабом как с равным?
— Выбор сделаешь ты или я?
Меня пробивает дрожь, и от господина это явно не ускользает.
— Я, если позволите.
Это моя ответственность. Я дал людям надежду. И мне придется ее убить.
— И… ты уже думал… кого…
— Полагаю, будет честно, если дело решит жребий.
Красавчик шумно фыркает, всем своим видом выражая презрение.
— Жребий? Я думал, ты избавишься от лишнего мусора…
О, я бы сделал это с удовольствием. Среди нас есть люди, слабые духом. Есть те, кто бесполезен из-за полученных увечий. Есть те, которым я не доверяю. Вместе с тем я отчаянно не хочу потерять Жало. И других, в чьей верности и доблести я уверен. Но…
— Я не могу так поступить с людьми. Если я сделаю выбор сам, они перестанут мне доверять.
— Думаешь, меня это заботит? — взвивается красавчик, но тут же берет себя в руки и вновь откидывается в кресле. — Ладно. Пусть жребий. Но должен ли я говорить, что ты в жеребьевке не участвуешь?
Его слова вышибают из меня дух, и я хватаю ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Да, я давно уже не выходил на Арену в качестве бойца, но был уверен, что разделю участь вместе со всеми. Я не думал, что удача, столько лет благоволившая мне, отвернулась бы от меня в этот раз, но вот так, позорно прятаться за спинами парней…
— Но… почему? — мой голос дрожит помимо воли. — Господин, я ведь…
— Полагаю, я не должен объяснять рабу свои решения, — ядовито цедит красавчик. — Но так и быть, поясню: ты здесь еще нужен. А вздумаешь ослушаться — посажу на цепь и переломаю ноги. Для того, что от тебя потребуется, они не нужны.
====== Глава 46. Все сначала ======
Комментарий к Глава 46. Все сначала глава пока не бечена
Этот жаркий понедельник ничем не отличался бы от других дней, таких же изнуряюще жарких и беспросветных, если бы сегодня жребию не довелось решать, кому жить, а кому идти навстречу гибели. Утро начинается не с тренировки, а с общего сбора. Оглядываю хмурые, сосредоточенные лица — никому сегодня не хочется балагурить и подначивать друг друга, все это останется на потом.
Нас уже почти сотня. Целая боевая рота — хорошо обученных, тренированных бойцов. Я не раз думал о том, что такую силу укротить в случае бунта было бы не такой уж простой задачей. Вероятно, думал об этом и Диего Адальяро, поскольку каждый месяц число аркебузиров, стерегущих бойцовый городок, увеличивается. По его приказу вокруг частокола возведены сторожевые мостки с навесами — для дозорных, что не оставляют нас без внимания ни на мгновение.
Вот и сейчас на замерших в ожидании полуголых мужчин направлены несколько пар внимательных глаз и неприветливые дула аркебузных стволов.
Я говорю — размеренно, не повышая голоса. Ощущаю, как в лицо впиваются пытливые взгляды. Правила игры знают все, однако не лишним будет напомнить, что пятая часть рабов в следующую субботу не вернется в бараки. Те, кто пока не способен сражаться из-за серьезных ранений, кровью купили счастливый билет, уменьшая шансы остальных. Они здесь, среди других: кто может сидеть, сидит, кто не может — того на самодельных носилках принесли собратья. Они должны видеть тех, за чей счет получат отсрочку.
Есть недовольные. С посвященными я говорил вчера, поздно ночью. «Мы не готовы», — повторял я на все вопросы одну и ту же фразу, словно шаманский заговор. Как объяснить людям, на чьей крови и отваге я собирался вырвать свободу всем порабощенным, то, что открыть смог единственному человеку, в котором уверен, — Зверю? Я не могу рассказать остальным все как есть: это слишком опасно.
Я знаю: есть те, кто меня ненавидит. Есть те, кто боится и не смеет сказать слова поперек. Есть те — их меньше, — кто верит мне безоговорочно. Но мало кто хочет идти на верную смерть, особенно когда им обещано близкое избавление…
Что ж, разговоры окончены, наступает время неизбежного. Чуть меньше сотни пористых морских камешков, из которых ровно пятая часть помечена углем, покоится на дне пузатого глиняного горшка с широким горлом. По другую сторону от него сидит Щуп — кряжистый раб средних лет, выигранный когда-то Лисом. В играх он не участвовал ни разу с тех пор, как появился здесь: в тот злополучный день Лис повредил ему руку, и она так и осталась висеть бесполезной плетью вдоль тела. Щуп здесь для контроля, осматривать жребий: чтоб никто из парней не обвинил меня в сговоре с кем бы то ни было.
Первым к горшку подходит Жало, и внутренности мои словно хватает невидимая железная рука. Он держится смело, как и подобает истинному бойцу, а я боюсь взглянуть ему в глаза. В спину мне ощутимо впивается острый взгляд: его женщина, среди прочих других, вынуждена стоять в отдалении и молча смотреть, как ее потерянный и вновь обретенный муж принимает выбор судьбы.
Он разжимает кулак, вертит камень, и меня бросает в холодный пот. Неужели правда? Метки нет, но я еще раз убеждаюсь в этом, рассматривая камень внимательно со всех сторон. Хочется вздохнуть с облегчением и вознести молитву богам, в которых, впрочем, не верю. Но нельзя выдавать чувства. Щуп кивает, и Жало отходит в сторону по левую руку от меня. Стерев пот со лба тыльной стороной ладони, я смотрю на следующего. Молодой мальчишка, из недавних, по прозвищу Тень. Не посвящен, поэтому смотрит на меня без ненависти, открытым, решительным взглядом. Вынимает камень — и я снова задерживаю дыхание, пытаясь
