Да, я чувствую, что это дело рук примаса. Все было так ловко, так предательски скрыто, что они могли безнаказанно действовать, и даже никто в этом их не подозревал.
Сказав это, он поднял голову и, взглянув на епископа, спросил:
— Что же вы думаете сделать?.. — и со скорбью добавил: — я откровенно поговорю с королевой и скажу ей, чтобы она напрасно не беспокоилась и не хлопотала, так как я чувствую, что долго не проживу… У меня нет больше ни сил жить, ни желания. Слабую женщину не следует так обвинять, как его… его…
Не докончив фразы, король стал вытирать лоб, покрытый холодными каплями пота. Затем, как бы разговаривая сам с собою, он продолжал:
— Да, необходимо выпить до дна эту чашу унижений. Но примасу я этого не прощу никогда.
— Я слышал, — прервал его ксендз Ольшевский, — что старик не встает с постели, и старый Браун, которого к нему пригласили, сказал мне, что бурная жизнь истощила организм Пражмовского.
Михаил, погруженный в свои мысли, слушал рассеянно. После продолжительного молчания Михаил сказал:
— Я поговорю с королевой. — И обращаясь к Ольшевскому добавил: — А вы… я не знаю… согласились ли бы вы поехать к императору и выразить порицание его поступкам?
— Он не захочет в этом признаться, — возразил Ольшевский; — а у нас нет никаких письменных доказательств.
— Значит, вы ничего не думаете делать? — спросил король.
— Это надо обсудить, — ответил Ольшевский.
Михаил задумался и бессознательно мял бумагу, находившуюся в его руке.
— Спасибо вам, — произнес король, немножко успокоившись после первой вспышки. — Оставьте мне сегодняшний день для размышлений.
Епископ холмский из сострадания к королю больше не касался этой темы и начал докладывать о текущих делах, а Михаил машинально взял перо в руки и, мысленно отсутствуя, подписывал по очереди подаваемые ему бумаги.
Через полчаса работа была окончена, и подканцлер, собрав разбросанные на столе бумаги, приподнялся со стула и, собираясь уходить, сказал:
— Ваше величество, я позволю себе попросить вас не огорчаться этим заговором, который по всей вероятности останется только неудачной попыткой и не будет иметь никаких последствий.
Король ответил холодно:
— Я хоть и потрясен, но буду спокоен…
Сказав это, он проводил до двери преданного ему епископа и, когда тот вышел, король велел позвать Келпша. Келпш, стоявший на страже, немедленно явился. Нервным голосом король сказал ему:
— Доложите обо мне королеве. Скажите ей, что я должен с ней видеться.
Со шляпой и перчатками в руках, взволнованный предстоящим разговором, он остановился посреди комнаты, ожидая возвращения своего посла. Он даже несколько раз подходил к дверям, думая, что возвращается Келпш, которому потребовалось достаточно времени, чтобы принести ответ. Остановившись у порога, он шепотом доложил, что королева дожидается супруга. Король быстрыми шагами направился к дверям, но тотчас их замедлил. Задумчиво прошел он целый ряд больших комнат и коридоров, не замечая попадавшихся ему навстречу. В числе других он встретил и Тольтини, отвесившего ему низкий поклон, но король даже и не посмотрел на него.
Королева Элеонора ожидала мужа в своей приемной комнате, опираясь о стол, как бы желая дать ему понять, чтобы он долго У нее не засиживался.
Войдя в дверь, он окинул королеву мрачным взглядом и, не кланяясь, не здороваясь, приблизился к ней. Голос его дрожал, когда он заговорил.
— В ваших интересах, — сказал он, — необходимо, чтобы наш разговор не достиг до ушей посторонних людей. Потрудитесь убедиться, что ваша свита нас не подслушивает.
Это необыкновенное предисловие, по-видимому, смутило королеву. Элеонора поспешными шагами направилась к дверям, стремительно открыла их и, осмотревшись кругом, молча вернулась на свое место.
Король, обыкновенно апатичный, на сей раз насмешливо улыбался.
— Я думал, — сказал он, — что вы, ваше величество, будете терпеливо дожидаться моей смерти, которая уже близка; но я убедился, что вы не захотели дольше ждать, так как я узнал, что вы, с помощью примаса, стараетесь добиться развода со мной… в надежде, что меня лишат трона.
Печально усмехнувшись, он продолжал:
— Все это было бы сопряжено с большими неприятностями для ваших родных. Поэтому я пришел просить вас быть немножко терпеливой. Вы, ваше величество, ведь сами видите, что жить мне осталось не долго… я это чувствую.
Слова эти так поразили королеву, что в первый раз, со времени своего прибытия в страну, которую она так ненавидела, гордая, смелая и дерзкая Элеонора почувствовала себя обезоруженной, чуть ли не приниженной.
С дрожащими губами, с безумным блуждающим взором, держа руку на взволнованной груди, она старалась сказать что-то и, наконец, быстрыми шагами робко подошла к королю. Михаил никогда не видел ее в таком возбуждении.
— Я ни о чем не знаю. Это не дело рук моих, я к этому не причастна. Не опасайтесь меня, — проговорила она.
Король гордо молчал.
Унижение Элеоноры, заставившее ее все отрицать, делало лишним всякий спор и всякие упреки. Он даже почувствовал сожаление к ней, увидев на ее глазах слезы и видя ее смущенную фигуру.
— Это дело рук тех, которые обо мне заботятся и которые видели меня несчастной, — прибавила Элеонора, приблизившись к мужу, который отступил несколько назад. — Я ни о чем не знаю… ни о чем…
Голос ее дрожал.
— В таком случае, я доволен, что мог предостеречь ваше величество, — произнес Михаил. — Ведь это был бы бесполезный скандал, и его необходимо избегнуть.
Сказав это, он поклонился и направился к дверям. Взволнованная королева провожала его до самого порога, но он ни разу не обернулся. Расстроенная и не зная на что решиться, она простояла несколько секунд после ухода короля и затем позвала свою фрейлину, прибежавшую в испуге.
Королева, опустившись на стул, повторила слабым голосом:
— Тольтини! Тольтини.
Первый раз в жизни она растерялась. Страх перед отцом, который мог быть замешан в неприятную историю, опасение скандала на всю Европу все это лишило ее мужества.
Итальянец, которого наконец, нашли в каком-то коридоре, взволнованно вбежал в комнату, предчувствуя что-то неприятное.
При виде Элеоноры, бессильно лежавшей в кресле, Тольтини с тревожно бьющимся сердцем остановился у порога, пораженный ее беспомощной позой.
Королева вдруг неожиданно вскочила с кресла и, заломив руки, проговорила:
— Тольтини, мне изменили… Король недавно заходил ко мне, и по его упрекам я поняла, что он обо всем знает.
Итальянец, нервно, кусая губы, произнес.
— Это могло стать известным королю только случайно или по милости старого примаса, часто действующего необдуманно, но вины с моей стороны…
