стене и делаю несколько глотков из бутылки. — Ты вымещал свою злость на мне, будто я виноват в случившемся. Напивался и орал, как ненавидишь мое существование. Ненавидишь, что дышишь одним воздухом со мной. Ненавидишь, что во мне течет твоя кровь. — Сжимаю руку в кулак и судорожно вздыхаю. — Ты постоянно повторял, что я позор, грязнокровка и порчу кровь твоего благородного рода. Видал я в гробу такое благородство, — сплевываю и морщусь, как от скрежета наждачной бумаги. — А теперь ты подох…
Сажусь на пол и ставлю рядом виски.
— Не считаешь, что легко отделался? — смотрю в потолок, с сарказмом ухмыляясь. — Разбился… Даже не мучился и не корчился от боли. Это слишком милостиво для такого дерьма, как ты, — обвожу знакомые стены тяжелым взглядом и шиплю: — Превратил мою жизнь в ад и теперь насмехаешься, ведь ты больше не видишь гнили этого паршивого мира. Только ты виноват в том, каким я стал. Это ты превратил меня в чудовище. Вы оба убили меня еще в детстве. Твари… Твою ж мать!
Бью со всей дури кулаком по стене и ору, заводясь от всепоглощающего гнева:
— Какая же ты мразь! Ты теперь рад?! Что осталось после тебя, ублюдок?! Посмотри, на кого я похож, ты счастлив?! Гребаная империя и деньги… Да подавись ими! Они тебя и свели в могилу! Такого финала ты хотел?! Чтобы я превратился в чокнутого наркомана и сдох, как Рори?! — сбивчиво дышу и чуть ли не вою от ярости и боли. — Только раз за двадцать шесть лет я не услышал в свой адрес ненависти. Так чего ты добился? Ты не стал нормальным отцом и мужем, превратившись в бесчувственного монстра. Оставил после себя такого же монстра, не умеющего любить, и гребаные горы бабок.
Давлюсь виски, кашляю и вытираю рот, мрачно глядя на стены.
— Твою смерть никто не оплакивал, никому не жаль, что ты подох. Ты был чёрствым подонком, им же и остался. Разрушил семью, разрушил меня и сгниешь под землей, — сглатываю мерзкий комок и сбивчиво шепчу: — Как бы я хотел все изменить. Быть нормальным, ничего не портить и не причинять столько боли дорогим людям. Как бы я хотел быть нормальным и любить… Любить, как Син любит Джи, держать своего ребенка на руках, играть с ним и слышать его смех. Как бы я хотел… Но я сломанный и неправильный, вся моя жизнь такая же дерьмовая и наполненная тьмой. Я никогда не увижу света, — провожу ладонями по мокрым щекам и презрительно ухмыляюсь. — Встретимся в Аду, отец.
Проглатываю соленые слезы и громко смеюсь, давясь от смешанных чувств безудержного счастья, грусти и гнева. Впервые даю волю своим странным эмоциям и выплескиваю наружу, вытирая влажную кожу. Я так давно не плакал… Как необычно. В детстве я боялся плакать, потому что отец ненавидел слезы и считал это слабостью. Поэтому все накапливалось внутри столько лет. Эта комната вновь свидетель моей боли. Сейчас никто не накажет и не ударит.
Прислоняюсь к стене, прикрываю глаза и глотаю виски, согревающий грудную клетку. Внутри словно оборвались цепи и легко дышать. Не помню, чтобы чувствовал себя так свободно. Кайф, как от порошка. Тупо улыбаюсь и пью джек, разговаривая со стенами.
— Габриэль?
Я ведь не надрался до такой степени, что мерещится ее голос? Рядом слышатся шаги. Открываю глаза и встречаю обеспокоенный взгляд.
— Привет.
— Как ты узнала, что я здесь? — удивленно хриплю, глядя на Ливию. Это не подвыпившее воображение: она реальна.
— Син сказал, — тихо отвечает Ливия и сочувственно вздыхает.
— Не смотри так, — опускаю голову, хмыкая, и еле слышно добавляю: — Все в порядке.
Она молча садится рядом. Знакомый аромат цветочных духов разбавляет эту мрачную атмосферу. Она, как солнце, озаряет не только мрак, но и согревает своим теплом. Кладу голову на ее плечо и шепчу:
— Ты всегда рядом, — это правда. Неважно, сколько километров нас разделяет, я чувствую ее; неважно, как долго мы не видимся, она мне снится. Она в моем сердце.
Ливия молчит и шутливо произносит:
— Собираешься здесь ночевать?
— Не, я не до такой степени бухой, чтобы оставаться в этом доме, — мрачно посмеиваюсь и пытаюсь подняться.
Осборн поддерживает за талию и выводит на улицу. Вокруг темень, под куртку пробирается пронзительный октябрьский ветер. Плетусь за Ливией, несколько раз спотыкаясь и хохоча над своей неуклюжестью. Она помогает сесть на пассажирское сиденье, сама же устраивается за рулем. Включает кондиционер и заводит двигатель.
— Какая ты деловая мадам, — подкалываю ее, оглядывая с ног до головы. — Такая серьезная.
— Пьяный навигатор, называй адрес, — улыбается в ответ Ливия.
— Сначала в магаз, у меня дома голяк.
Через час мы заваливаемся в мою квартиру и раскладываем покупки. Я сразу открываю бутылку текилы, но Ливия бьет по рукам и заставляет съесть хотя бы чизбургеров. Набиваю рот фастфудом и наблюдаю, как она хозяйничает на кухне.
— Ты фуршет собираешься устроить? — смотрю на ее задницу, обтянутую джинсами, и довольно ухмыляюсь. — Я бы просто надрался.
— Я ничего не ела со вчерашнего дня, — бубнит Ливия и соблазнительно наклоняется. Она специально так заводит? Тогда просто не отделается. Я давно ее не видел. И не чувствовал.
— Почему? — спрашиваю, не отрывая взгляда от ее привлекательного тела.
— Я… — она запинается, поправляет слегка вьющиеся светлые пряди и слабо улыбается, разворачиваясь. — Мне позвонила Джи и рассказала, что произошло с твоим отцом. Она мне периодически рассказывала о тебе, — Ливия присаживается напротив и кусает жадно гамбургер. Прожевывает и только потом говорит: — Я знала, что ты лечился в Швейцарии, насчет альбома и группы тоже в курсе. Поэтому рада, что все наладилось после того случая.
— Ты о Рори? — доедаю третий чизбургер и запиваю колой.
— Да, — Осборн хмурится. — Об этом очень долго писали.
— Я не вовремя приехал к нему и увидел, что он откинулся, вызвал копов… — останавливаюсь на полуслове. Дальше нет смысла продолжать, не хочу вспоминать.
Ливия внимательно смотрит и понимающе кивает.
— Значит, ты бросила работу, ради меня? — заинтриговано произношу, глядя на нее исподлобья.
— Да, пришлось свернуть пару фотоссесий. Я работаю над одним проектом. Подумала, что тебе понадобится чья-то компания, — она опускает взгляд на сок в руках.
— И ты чертовски права, — хлопаю ладонью по столу и достаю две стопки, наполняя текилой. — Над каким проектом работаешь?
— М-м-м… — Осборн впихивает в рот еду и жует. — Части тела.
Отрываю взгляд от рюмок и с любопытством смотрю на нее.
— Части тела? То есть… все части? — изгибаю заинтересовано бровь, видя, как щеки Ливии розовеют.
— Ну,
