Ознакомительная версия. Доступно 50 страниц из 250
— У него нет времени, — вступилась я за Цезариона. — Он очень занят уроками.
Я говорила это с тяжелым сердцем: в дополнение к обычным урокам его наставника Родона Цезариону приходилось усваивать все то, что я торопилась вложить в него перед расставанием. На усвоение таких вещей обычно уходят годы.
— Да, это правда, — подтвердил Цезарион. — И мне уже пора возвращаться к Родону. Будет мучить меня деяниями Ксеркса.
С этими словами он повернулся и зашагал назад, вверх по ступеням. Бедный мальчик. Нет, мужчина.
Филадельф играл с вытащенной на отмель потешной триремой, затаскивая на ее палубу песчаных крабов и усаживая их на весла. Он пытался втянуть в игру и Александра с Селеной. Иногда близнецы смеха ради откликались, садились на скамьи и даже пытались грести в унисон. Вода булькала и плескалась, лодка под их весом садилась килем на мелкое дно.
Я цеплялась за эти драгоценные часы, ибо знала, что они сочтены.
Иногда я приходила туда очень рано поутру, задолго до восхода: меня донимала бессонница и проспать целую ночь удавалось крайне редко. Мне нравилось сидеть в тишине на ступенях, наблюдая за тем, как свет постепенно наполняет небо и превращает темную пустоту раскинувшейся под ним гавани в перламутровую равнину. Это проливалось бальзамом на мою душу. Порой я погружалась в воспоминания, переживая заново те страницы своей жизни, которые хотела отразить в своих записках.
Мраморные ступени, холодные и влажные от ночного тумана, нагревались подо мной по мере того, как разгорался рассвет. Глядя на неизменно пламенеющее вдали красное око маяка и пустой горизонт позади него, трудно было поверить, что нам действительно угрожает опасность. Все пребывало в спокойствии, упорядоченности, все шло своим чередом.
«Так было всегда, так есть и так будет», — как бы говорил этот мирный пейзаж.
Но мне следовало учитывать иное: я знала, что всему приходит конец.
Как только первые лучи солнца пробьются сквозь мягкое одеяло облаков, я отправлюсь в храм Исиды и начну день с совершения древнего обряда омовения священной водой. Затем я останусь с богиней, пока не почувствую, что пришло время вернуться к обычному кругу обязанностей и забот дня. Я буду заниматься ими, пока Ирас не задернет занавески моей кровати, чтобы я, как предполагается, отошла ко сну.
И вот в один из таких драгоценных часов уединения я увидела бредущую во мраке по песку фигуру. Восточное побережье гавани представляет собой огромную дугу, протянувшуюся от маяка до самой дальней оконечности дворцового мыса. Во время отлива можно пройти по береговой линии от одного ее конца до другого, но редко случается, чтобы кто-то это делал.
Я присмотрелась и изумленно выпрямилась — это был Антоний. Живой, не сгинувший в своем убежище отшельника. Я так долго закаляла себя, ожидая скорбного вестника то в полдень, когда безжалостно припекало солнце, то на закате, когда сама природа говорила о завершении пути. Я даже отрепетировала свои слова. И гробница была готова.
Но это… этого я не ожидала, не была к этому готова.
— Антоний?
Он взбежал по ступенькам и обнял меня. Его объятия были крепкими, руки — сильными.
— Моя дорогая, бесценная жена…
Захлебывающийся шепот звучал у самого моего уха. Он целовал мне щеку и шею, словно не осмеливаясь поцеловать в губы.
Он здесь, живой, теплый, настоящий! Но это пугало: в своей решимости быть сильной я уже похоронила и оплакала его. Теперь его прикосновения казались неестественными, как будто существовали лишь в моем одурманенном воображении.
— Антоний? — Я отстранилась, высвобождаясь из его объятий. — Антоний, ты?..
Я прикоснулась к своей щеке, где еще чувствовала его поцелуй.
— Ты… я думала, что ты…
Теперь он уронил руки и попятился.
— Да, конечно. Прости меня. Но мне и в голову не приходило, что я найду тебя, что ты сидишь здесь и ждешь. Это придало мне смелости. Разумеется, надо было написать, найти подходящего посланца, но…
— Лучше так, — сказала я.
Какое счастье, что все обернулось именно так! Только вот голова у меня кружилась.
— Но ты должен дать мне время… ты ведь сказал, что больше никогда не вернешься. Я боялась, и в своем страхе…
— Да. Я знаю. Понимаю.
Он присел на ступени, и его ладони свисали с колен — до боли знакомая манера. Я медленно опустилась рядом с ним.
Нас обволокла тишина. Единственным звуком был легкий плеск волн.
Сердце мое неистово колотилось. Я была невероятно счастлива, что он жив и сидит рядом со мной, но пребывала в полном смятении.
Я протянула свою дрожащую руку, прикоснулась к его руке и тихо спросила:
— Ты пришел в себя?
— Да. Это потребовало времени. Времени, тишины, одиночества.
Да, я понимала, о чем речь, хотя прежде тишину и одиночество он отвергал. Должно быть, после Актия Антоний очень сильно изменился.
— Благодарение богам.
Я склонилась к нему и поцеловала в щеку — тоже с запинкой. Конечно, он это почувствовал. Но я не могла справиться со своей настороженностью.
Он сжал мою руку.
— Могу я вернуться?
— Твои покои ждут тебя. — О том, что нас дожидаются и саркофаги, я говорить не стала. — Дети будут бесконечно рады.
— А ты? Ты мне рада?
— Как странно — есть столько слов, но все они слишком бледны. Без тебя я была… обездолена.
Я помолчала, а потом сказала:
— Я почти утратила смысл жизни.
Выразить мои чувства словами было невозможно, нечего и пытаться. Без Антония я теряла не только смысл, а сущность жизни, саму жизнь — она вытекала из меня.
Я наклонилась и поцеловала его, позволив себе наконец это почувствовать.
— Нельзя умирать, пока не настал твой час, — промолвил он. — А я поступил именно так. И теперь оплакиваю потерянные месяцы.
— Тут ты не мог ничего поделать.
Если уж мы падаем — мы падаем. Но если потом нам удается хоть ненадолго встать на ноги, мы вправе считать себя счастливыми.
— Можем мы сейчас пойти домой? — вежливо спросил Антоний. — Мне бы хотелось вернуться во дворец до начала всей утренней суеты.
Я встала и потянула его за собой.
— Конечно.
Вместе мы поднялись по ступеням к еще спавшему дворцу. Коридоры были пусты, факелы чадили, двери оставались закрытыми. Антоний вошел в свои покои и удивленно огляделся.
— Это как встретить старого друга после долгой разлуки, — промолвил он.
Да, после Актия он не был здесь ни разу.
Я отдернула занавески перед входом в его спальню и показала стол, кушетки и кровать, где я провела столько грустных часов, размышляя о нем.
Ознакомительная версия. Доступно 50 страниц из 250
