Александр надолго замолчал. Он не открывал рта дольше, чем, по правде говоря, я мог представить. Затем он задал вопрос, от которого я уже устал.
– Кому вы служите?
Последним его задавал император. Для него у меня не нашлось хорошего ответа. «Человечеству», – сказал я тогда. Или концепции человечества. Я не мог сказать этому рыжему принцу, что служу Тихому, хотя это, пожалуй, было так – по крайней мере, пока совпадали наши цели.
– Истине, – ответил я. – Добру.
– И что, во имя Земли, это значит? – насмешливо произнес принц.
– Не знаю, – спокойно, но дерзко ответил я.
Александр с отвращением развернулся.
– Но я знаю, что защищать наш народ, что бы ни случилось, значит творить добро, – добавил я, не успел он сделать и трех шагов.
Авентийский принц развернулся в вихре белых одежд.
– Мать была права, – произнес он. – Вы опасны.
– Не для вашего дома, – ответил я, – что бы ни утверждала ваша мать.
– Если вы тот, кем вас считают, – сказал принц, – докажите это.
– И кем меня считают, Александр? – Я вскинул голову и сунул пальцы за пояс.
– А то вы сами не знаете! – выпалил юноша. – Избранным! Возродившимся Богом-Императором!
Отрицать это перед молодым принцем было равносильно признанию. Что я должен был ответить? Какой ответ мог быть приемлемым для Александра?
Никакой.
Я мог ответить только правду.
– Для меня все это чепуха, – сказал я. – Я – это я.
Как я и ожидал, принц еще сильнее нахмурился.
– Александр, чего вы от меня хотите? – спросил я, делая осторожный шаг вперед.
– На колени, – пораздумав, произнес принц.
– Простите, что?
Я огляделся. В галерее мы были одни. Он отважился прийти сюда без охраны? Они ждали в зале снаружи?
– На колени, – напряженно, нервно, сверкая глазами, повторил Александр.
Это была пустая, нелепая демонстрация силы, призванная потешить уязвленное юношеское эго. Но мне ничего не стоило встать на колено. Для меня этот жест ничего не значил. Колено подогнулось легко, и я склонился перед Александром, как прежде перед его отцом-императором. Не из повиновения, не из принципа и не из любви к находившемуся передо мной человеку. Ради мира.
Александр отвесил мне пощечину.
От удара моя голова повернулась в сторону, но я не пошатнулся. Поворачиваться обратно я не стал.
– Вы мой слуга! Мой! – воскликнул принц, задыхаясь.
Покосившись на него, я заметил, что его руки трясутся.
– Вы рыцарь Империи. Моей Империи! Империи моей семьи! Мы ее создали. Не вы!
– Если излишне цепляться за свои права, ваше высочество, – мягко сказал я, по-прежнему не поворачивая лица к принцу, – можно однажды осознать, что вам их не удержать.
Это была угроза, которую я не должен был произносить. Во мне пылал холодный гнев, чистый и свободный, почти безмятежный. Александр снова занес руку для удара. Разделив свое зрение, я выбрал.
Принц ударил так, как было нужно, как выбрал я. Охнув, он выругался и схватился за сломанный палец.
– Осторожнее, – произнес я, смерив его ледяным взглядом.
Пусть поймет, что это подстроил я. Пусть знает.
Принц вытаращил глаза, но я не был уверен, осознал ли он, на что я способен. Покраснев по самую шею от стыда, он отшатнулся, по-прежнему держась за травмированную руку.
– Никогда не забывайте свое место, – процедил он.
Впервые я позволил, чтобы последнее слово было не за мной. Если нам суждено было пережить грядущую битву, то мне не оставалось ничего иного, кроме как отправить юного принца в фугу до возвращения на Форум.
Он ушел, я снова был один.
Но есть одиночество, а есть… одиночество.
– Все слышала? – спросил я у теней.
Из-за широкой колонны появилась Валка. Она подслушивала уже довольно давно. Я уловил знакомый дымно-древесный запах ее духов. Наверное, она вошла через другой вход, иначе ее наверняка не пустили бы охранники Александра.
Бывали моменты, когда ее ведьминская репутация казалась вполне заслуженной.
– Да, – ответила она, садясь у окна на то же место, где до прихода Александра сидел я, спиной к ночи и буре. – От него одни неприятности.
– Это правда, – согласился я и, к собственному удивлению, заметил, что мне от этого грустно. – Хотелось бы, чтобы было иначе.
– Теперь уже поздно, – заметила Валка и повернулась, подставив свету резной острый профиль.
– Согласен, – сказал я, подходя к ней.
Я не стал садиться, а остался стоять над ней, наблюдая, как она всматривается во тьму. Могу лишь гадать, что видели в ночи ее нечеловеческие глаза – возможно, только то, что освещали молнии. Очередная как раз вспыхнула, и я заметил целый лес чужеродных шпилей, торчащий, словно черные зубы из серых десен. Корабли и орудия.
– Ты ведь всерьез не думаешь, что они дожидаются окончания бури? – спросила Валка, не поворачиваясь ко мне.
– Нет, – ответил я. – Им ни к чему ждать рассвета. Не сомневаюсь, что им выгоднее напасть ночью.
Я вгляделся в стекло, как будто в самом деле мог там что-то увидеть. Дым от уничтоженной атомной станции растворился во тьме, дождь потушил пожар. Но я ощущал мощь собравшейся снаружи армии и злобный взгляд многих тысяч глаз.
– Они ждут чего-то другого.
– Чего? – спросила Валка, поворачиваясь.
– Если б я знал.
– А ты не знаешь?
– И ты туда же, – ответил я, с трудом стараясь не злиться. – Я не вижу будущего.
– Это мне известно, – резко, почти огрызнувшись, произнесла Валка и скривилась. – Но догадки-то у тебя есть.
Я пожал плечами.
– Подкрепления? Но зачем оно им? Нас безнадежно мало. Кораблей у нас не осталось. Щиты стены будут держаться, пока сьельсины не прорвутся внутрь, а прорвутся они обязательно. Даже большого труда им это не составит. Несмотря на все укрепления, у нас недостаточно людей, чтобы удерживать стену по всему периметру. Разве что недолго.
– Тогда нам следует атаковать самим, – предложила Валка. – Послать колоссов.
– Колоссов? Может быть, – ответил я.
Несколько часов назад об этом задумывался и Лориан, но из-за бури этот план стал неосуществим. Нужно было дождаться, пока стихнет ветер.
– Мы не можем сидеть сложа руки. – Валка схватила мою ладонь и с мольбой посмотрела в глаза. – Сделай что-нибудь.
Я удивленно моргнул. Чего она от меня ожидала? Какого-то непонятного мне самому чуда?
