– Так вот почему сари, – произнес он.
– Думала, оно поможет.
– Но, насколько я понимаю, не помогло. – Тимоти налил ей чай, а потом, обслужив себя, взял четвертинку сандвича. Ясмина последовала его примеру.
– Я подумала, что сари смягчит их, – продолжила она. – Но маму оно лишь еще больше запутало, а отец, по-моему, его даже не заметил. Все они ушли. Со всеми ними произошло то же самое.
– Ты о сестрах?
– О них.
– Только они не залетали… Не могу себе представить, чтобы кто-то из них решился на такое после того, что произошло с тобой.
– Не знаю, – сказала Ясмина. – Знаю только, что он всех их выгнал и теперь папа с мамой живут вдвоем. А их дом… Такое иногда показывают в фильмах, Тимоти. Впечатление такое, что они превратились в настоящих барахольщиков.
Казалось, что муж смотрит на свой сандвич в течение целых двух минут, хотя в реальности прошло не больше тридцати секунд. Затем, подняв голову, так же долго изучал ее.
– Мне очень жаль, – произнес он наконец. – Для тебя, Яс, это, должно быть, настоящий удар. А где твои сестры? Что с ними стало?
– Я не знаю. Придется начинать поиски. – Ясмина откусила сандвич, но горло у нее совсем пересохло из-за того, что ей предстояло сказать. Она вернула сандвич на тарелку и сделала пару глотков чая. – Ты был прав во всем.
– Я уже много лет ни в чем не прав.
– Это неправда. В том, что касается девочек, ты был прав с самого начала. – Ясмина пыталась подобрать слова, чтобы объяснить мужу, что для нее значило увидеть родителей, узнать, как жизнь поступила с ними и с сестрами. – Тимоти… Когда я их увидела… впервые поняла… Мне кажется, я никогда не смогу этого описать.
– И не надо. У меня пока еще достаточно воображения, чтобы представить себе это.
– Я хочу сказать…
Поняв, что она колеблется, муж посмотрел на нее, и выражение его лица изменилось – теперь Ясмина не знала, чего в нем было больше: надежды, сострадания, беспокойства или простого сожаления о том, что все потеряно.
– Я хочу, чтобы ты знал, – она бросилась вперед как в омут, – что все это – борьба между тем, чем я хочу быть, вместо того, чем я уже стала, – будет продолжаться всю оставшуюся жизнь.
– Не уверен, что понимаю тебя.
– Я намерена сделать все, что в моих силах, для того чтобы иметь возможность жить в мире с самой собой, чтобы превратиться в человека, с которым смогут жить и ты, и девочки. Вот что я имею в виду. А еще я хочу сказать, что мне невероятно стыдно за то, до чего я довела нашу семью.
– Ну, это касается не только тебя.
– Но частично касается наверняка, и это то, о чем я едва могу думать, не говоря уже о том, чтобы согласиться с этим.
Ясмина ждала, хотя и не была уверена, чего ждет. Да и вообще не была уверена, что ей надо чего-то ждать. В самом деле, разве она не должна отвечать лишь за собственные действия, за собственные решения, за те шоры, которые были у нее на глазах? То, что делал – или хотел сделать – Тимоти, было его собственной проблемой.
– Рабия привезет ее домой, – сказал он. – Она звонила еще и по этому поводу. Мисса сама попросила ее об этом.
– Ты хочешь сказать, в Айронбридж?
– Я хочу сказать, сюда. Домой.
Какое-то время Ясмина размышляла над услышанным, а потом наконец сказала:
– Не могу понять, что я сейчас чувствую. Наверное, страх. А что может означать страх перед собственной дочерью? – Когда Тимоти ничего не ответил, она продолжила: – Ей от меня будет нужно что-то, а я не знаю, есть ли у меня что ей дать.
– Думаю, вначале тебе надо будет выяснить, нужно ли ей от тебя хоть что-то. И мы оба – сами – должны спросить ее об этом.
Лонг-Минд, Шропшир
Найдя телефон клуба планеристов, Хейверс звонила по нему беспрерывно. И после каждого неудачного звонка повторяла или «гребаный автоответчик», или «в этом гребаном месте что, никто вообще не работает? Должен же быть секретарь. Там же был офис. Мы с командиром его видели. Так где же он?».
– Продолжайте звонить, – велел Линли.
Двигались они в сторону Лонг-Минда достаточно быстро, но у Кловер Фриман имелось очень большое преимущество. Быстро переговорив с Гэри Раддоком, она должна была понять, что куда ни кинь, всюду клин. Ведь это ЗГК организовала смерть диакона, это она скрывала доказательства, это она помешала не только расследованию КРЖП, но и двум расследованиям, которые проводила полиция Метрополии. И миссис Фриман должно было быть понятно, что ей придется провести в казенном доме Ее Величества много времени, если только она не сможет избавиться от улик, которые были в ее распоряжении и которые – она была в этом уверена – указывали на ее сына как на насильника. Помимо ее звонков Гэри Раддоку и его звонков ей, приходивших на мобильный ее мужа, у полиции на нее ничего не было, за исключением этого периода ожидания в девятнадцать дней, появившегося из-за того, что наручники на Йена Дрюитта должен был надеть Раддок, а не кадровые патрульные офицеры. Но если у нее найдут белье, которое Мисса Ломакс передала Дрюитту, объяснить его наличие в суде будет практически невозможно. И это белье должно быть при ней. Она достаточно проницательна, чтобы понимать, что кольцо вокруг нее сужается. Без сомнения, белье должно было быть у нее постоянно под рукой, с того самого момента, как Гэри Раддок передал его ей. Эти – не только важная часть расследования, они служат более высокой цели в ее извращенных отношениях с сыном.
Полицейские неслись на юг, по шоссе А49, мимо аккуратных полей, засаженных яровой пшеницей. На этот раз им больше повезло с транспортом, и так как путь, который им предстояло преодолеть, был короче, чем та дорога из Ладлоу, уже через четверть часа они поворачивали направо, на одну из второстепенных дорог Шропшира. За окнами промелькнула деревенька Олл-Стреттон, и они быстро приблизились к городку Чёрч-Стреттон.
– Здесь! Вот здесь, сэр! – закричала вдруг Хейверс.
Из-за того, что деревья были такими густыми, а дорога, на которую ему указывала сержант, была такой узкой, Томас чуть не проскочил поворот. Очень скоро она сузилась до ширины одной машины, и когда Барбара сказала: «Ой, прощения просим, сэр», Линли понял, что она имеет в виду «Хили Элиотт». Слова «через пару секунд будет еще хуже» его совсем не обрадовали. И стало действительно хуже.
– Вот сюда. Сразу за будкой, – наконец сказала сержант, когда они добрались до нескольких ферм, расположенных в верхней части Астертона. Томас увидел, что сразу за красной будкой «Бритиш телеком»[245], которая сейчас была справа от них, начинается грунтовая дорога, взбиравшаяся на холм так круто, что он засомневался, что сможет преодолеть ее даже на низшей передаче.
