основаны ни на чем, кроме его простых уверений, и их, я думаю, вы сможете безопасно опровергнуть. Извините мое естественное недоверие к этому джентльмену, но между ним и вами может произойти в будущем недоразумение, и чрезвычайно желательно удостовериться заранее именно в том, что он может или не может сделать при подобных обстоятельствах. Теперь, когда мы покончили с главным препятствием, которое я вижу на пути вашего успеха, перейдем к тому препятствию, которое вам кажется не менее важным».
Я сама хотела перейти к этому препятствию. Тон, которым доктор говорил о Мидуинтере, хотя я сама была причиной того, страшно мне досаждал и пробудил на минуту старое сумасбродное чувство, которое, как мне казалось, я усыпила навсегда. Я воспользовалась возможностью переменить предмет разговора, упомянула о разнице подписи в церковных книгах между рукой, которою Мидуинтер подписал имя Аллан Армадэль, и рукой, которой Армадэль Торп-Эмброзский привык подписывать свое имя, с такой поспешностью, которая, по-видимому, показалась доктору смешной.
«Это все? – спросил он, к моему чрезвычайному удивлению и облегчению. – Милая миссис Армадэль, пожалуйста, успокойтесь! Если стряпчие умершего Армадэля захотят видеть доказательства вашего брака, они не обратятся к церковным книгам для этого – могу вас уверить».
«Как! – воскликнула я с удивлением. – Вы хотите сказать, что запись в церковных книгах не служит доказательством моего брака?»
«Это служит доказательством, – сказал доктор, – что вы были обвенчаны с кем-то, но это не служит доказательством, что вы были обвенчаны с мистером Армадэлем Торп-Эмброзским. Джэк Нокиз или Том Стайльз – извините, за пошлость примера – могли получить позволение обвенчаться без оглашения и отправиться в церковь, чтобы обвенчаться с вами под именем мистера Армадэля, и церковная книга (как это могло быть иначе?) должна была в таком случае невинно помогать обману. Я вижу, что удивляю вас. Когда вы начали рассказывать это интересное дело, то удивили меня – теперь я могу в этом признаться, – уделив так много внимания любопытному сходству между двумя именами. Вы могли приступить к смелому и романтическому предприятию, в которое вы теперь вступили, не имея никакой необходимости выходить замуж за вашего настоящего супруга. Всякий другой человек пригодился бы точно так же, только если бы он согласился назваться мистером Армадэлем».
Я рассердилась на это.
«Всякий другой человек не годился бы точно так же, – немедленно возразила я. – Если бы не сходство имен, я и не подумала бы вовсе об этом предприятии».
Доктор согласился слишком поспешно.
«Я сознаюсь, что этот личный взгляд на предмет ускользнул от меня, – сказал он. – Однако вернемся к делу. В продолжение того, что я могу назвать исполненной приключений медицинской жизни, мне случалось не раз вступать в общение с юристами и пользоваться случаем замечать их действия в делах – назовем их домашней юриспруденцией. Я совершенно уверен, что не ошибаюсь, сообщая вам, что доказательства, которые потребуют представители мистера Армадэля, будут показаниями свидетеля, присутствовавшего при венчании, который сможет поручиться за личность жениха и невесты по своему личному знакомству с ними».
«Но я уже говорила вам, – ответила я, – что там не было никакого свидетеля».
«Именно, – возразил доктор. – В таком случае вам нужен, прежде чем вы сделаете шаг в этом деле, извините за выражение, готовый свидетель, обладающий высокими нравственными и личными качествами, на которого можно было бы положиться в том отношении, что он возьмет на себя нужную роль и даст перед судьей необходимые показания. Вы знаете такого человека? – спросил доктор, откидываясь на спинку кресла и смотря на меня с невинным выражением».
«Я знаю только вас», – сказала я.
Доктор тихо засмеялся.
«Как это похоже на женщину! – заметил он с самой веселой досадой. – Как только она видит свою цель, она стремится к ней очертя голову самым ближайшим путем. О женщины! Женщины!»
«Оставьте в покое женщин, – торопливо перебила я. – Мне нужен конкретный серьезный ответ: да или нет».
Доктор встал и обвел рукой вокруг себя с чрезвычайной важностью и достоинством.
«Вы видите это обширное заведение, – начал он. – Вы можете по возможности определить, до какой степени мне дороги его благоденствие и успех. Ваш превосходный природный ум должен подсказать вам, что владелец этой лечебницы должен быть человеком самой незапятнанной репутации…»
«Зачем тратить так много слов, – снова перебила я, – когда достаточно одного слова? Вы хотите сказать „нет!“»
Владелец лечебницы вдруг перешел к роли моего доверенного друга.
«В эту минуту ни да, ни нет, – сказал он. – Дайте мне время до завтрашнего полудня. К тому времени я обязуюсь быть готов к одному из двух: или совсем отказаться от этого дела, или приняться за него всем сердцем и всей душой. Вы согласны на это? Очень хорошо, очень хорошо! Мы можем оставить этот разговор до завтра. Куда я могу заехать к вам, когда решу, что мне делать?»
Я не видела никакого препятствия оставить ему свой адрес в гостинице. Я позаботилась явиться туда как миссис Армадэль, а Мидуинтеру дала адрес ближайшей почтовой конторы, куда он должен адресовать ответы на мои письма. Мы назначили час, в который доктор должен заехать ко мне, и, обговорив это дело, я встала, отказываясь от предложения закусить и осмотреть весь дом. Его настойчивое стремление поддерживать внешнее приличие после того, как мы поняли друг друга, стало мне противно. Я ушла от него так скоро, как только могла, и вернулась к своему дневнику в гостиничном номере. Мы посмотрим, чем это кончится завтра. Мне сдается, что мой доверенный друг скажет «да».
24 ноября. Доктор сказал «да», как я и предполагала, но на условиях, которых я никогда не ожидала. Условия, по которым я могла воспользоваться его услугами, состоят – не более и не менее – в том, чтобы я заплатила ему за них, когда займу место вдовы Армадэля, половину моего годового дохода, другими словами шестьсот фунтов!
Я протестовала против этого требования всякими способами, какие только могла придумать. Все это ни к чему не привело. Доктор объяснился со мною с самой обезаруживающей откровенностью. Он сказал, что ничего, кроме случайных затруднений в его положении в настоящее время, не могло заставить его вмешаться в это дело. Он откровенно признался, что он истратил свои собственные средства и средства других людей, которых он назвал своими покровителями, на покупку и окончательное обустройство лечебницы. В подобных обстоятельствах шестьсот фунтов были для него весьма кстати. За эту сумму он готов был подвергнуться серьезному риску советовать и помогать мне. Ни одним фартингом меньше сумма его не устраивает, в этом случае он
