Ознакомительная версия. Доступно 44 страниц из 217
насильственных мер. Мы, само собой разумеется, противники таковых. Но быть противником насилия еще не означает подчиняться без сопротивления всякому насильственному акту противной стороны. Любовь к миру может выдвигаться на первый план только там, где ее встречают с таким же чувством. Но кто по принципиальному отвращению не может решиться на насильственные меры и ответить на насилие насилием, тот, в конечном счете, укрепляет господство насилия – именно у соседа».
Встав на эту точку зрения, «Форвертс» возвратился к своим взглядам 1914 года. Он защищал те самые убеждения, представителем которых я был в течение всей своей жизни. Никому не доставляет удовольствия обращаться к насилию – внешнему или внутреннему. В 1914 году мы должны были взяться за оружие, чтобы вступить в борьбу с тем господством насилия, под власть которого мы теперь подпали.
Теория есть нечто весьма отличное от практики.
VIII
Ответ президента Вильсона на наше предложение от 5 октября был получен в Берлине по радио 9 октября. В военном отношении он выдвигал как предпосылку для заключения перемирия – очищение оккупированной территории на западе. К этому требованию мы были готовы. Путь для дальнейших переговоров нота оставляла открытым.
По желанию принца Макса я поехал в Берлин. Мы вели с ним с глазу на глаз продолжительную беседу. Я уже был знаком с принцем Максом; он дважды приезжал в ставку. Во время его приездов мы имели продолжительные беседы и выслушивали друг друга с большим интересом. У нас не было много общего. Вице-канцлер фон Пайер указал теперь на него как на единственного возможного кандидата для занятия поста имперского канцлера. В общем, я мог удовольствоваться этой кандидатурой. Я считал принца Макса, как принца и офицера, подходящим лицом для того, чтобы ввести нас в новую эпоху. Я предполагал, что он будет давать, но в то же время и тормозить. Ведь он все же принадлежал к старой династии, которая горячо принимала к сердцу величие Германии. Таким образом, в столь трудные времена он мог, казалось, принести пользу германскому народу. Эти надежды не исполнились.
Принц Макс предложил мне дать ответы и объяснения по целому листу вопросов, на которые в точности ответить вообще было невозможно, но которые зато очень характерно обрисовывают, насколько в Берлине мало понимали сущность войны. Я ответил, поскольку это представлялось возможным. Мои ответы не выходили из круга тех идей, которыми я руководствовался до сего времени. Я не имел основания изменять свою точку зрения. Нота Вильсона оставляла еще надежду, что нам удастся заключить мир, который не обрекал бы нас на уничтожение.
Во время нашего разговора с глазу на глаз принц Макс попросил меня расстаться с генералом фон Бартенверфером, полковником Бауером и подполковником Николаи. Я ограничился вопросом, что им вменяется в вину. На это принц Макс ответил, что он, собственно говоря, неясно разбирается в этом вопросе и только повторяет то, что ему было сказано. Тогда я обратился к нему с просьбой дать мне точные данные и заявил, что в интересах этих лиц я произведу добросовестное расследование. Верховное командование таковых не получило. Если бы мне были переданы определенные жалобы, то я счел бы своим долгом дать по ним полное удовлетворение, но я не мог выгонять добросовестных и преданных людей на основании злобных сплетен и недостоверных слухов. Эта просьба меня очень болезненно уколола. В такое время вот в чем заключались заботы германского правительства в Берлине!
Принц Макс выразил желание выслушать мнение о современной обстановке других высших начальников. Но представление обо всей обстановке могло дать только верховное командование. Условия в каждой армии были различны; из положения отдельной армии делать заключение обо всем фронте было невозможно. Ввиду этого я отклонил предложение принца Макса. К тому же вся ответственность ложилась исключительно на генерал-фельдмаршала и на меня. Император всегда мог требовать отзывов от любых начальников, но имперский канцлер не имел на это права, так как до сих пор армия еще подчинялась своему царственному военному вождю. В начале ноября, уже после моей отставки, два командующих армиями высказали свое мнение в кабинете министров, и, по существу, их оценка обстановки покрывалась моей. Они также указывали на то влияние, которое оказывает настроение родины на состояние войск, и высказывались в пользу продолжения войны, как и я это требовал впоследствии.
Как это бывает всегда, при поражении любой армии будут высказываться и печататься суждения, которые лишь постольку выдерживают критику, поскольку они воздерживаются от каких-либо окончательных выводов, которые неясны самому автору. Условия во всех армиях и на всем нашем растянутом фронте были слишком разнообразны, и обобщения являлись невозможными; а между тем личный опыт, приобретенный на определенном участке, слишком часто стремятся обобщить. Последнее приносит такой же вред, как и громкие лозунги, которыми была отравлена наша политическая жизнь. В науке громкие слова считаются самым явным признаком полуграмотности.
Те офицеры, которые полагают теперь, что они заранее все предвидели, поступили бы лучше, если бы своевременно обратились, как прямые и искренние люди, к верховному командованию, которому они все же доверяли, и изложили бы ему мысли, которые их угнетали. Я получал лишь незначительное число подобных писем, и в тех случаях, когда в них заключалось что-нибудь новое, я вызывал к себе их авторов, чтобы обсудить с ними означенные вопросы. Таким образом, я, например, познакомился с капитаном Бакгаузом 78-го полевого артиллерийского полка, и он дал мне очень существенные объяснения.
Наступил час, когда надлежало окончательно выяснить, желает ли германский народ продолжать войну, если переговоры с противником не приведут к приемлемому для нас миру? В утвердительном случае было пора приступить к соответствующим приготовлениям. Из суждений печати верховное командование получило благоприятное представление относительно возможности продолжать войну. После своей речи 5 октября принц Макс еще ничего не сделал для осуществления выраженных им тогда, на крайний случай, намерений. Я обратился по этому поводу с соответствующим запросом. Мне также нужно было знать, на какую точку зрения станет новое правительство в вопросе о восточных областях, чтобы сообразовать с ней военные мероприятия верховного командования.
Последовательный ход событий в России не был известен новому кабинету; его охватывал лишь вице-канцлер фон Пайер. Я не знал, являлись ли и теперь те же взгляды руководящими, что и в феврале. Ввиду исключительного значения этого вопроса я считал необходимым обменяться мнениями. Я спросил
Ознакомительная версия. Доступно 44 страниц из 217
