или под влиянием лишь незначительной сделает что-либо дурное, чем тот, кто поступает так под влиянием сильной страсти; как, например, хуже тот, кто без гнева ударит кого-либо, чем тот, кто делает это в гневе. Ибо чего не наделал бы первый, гневаясь? Поэтому-то необузданный хуже невоздержного. Из двух указанных видов один относится более к изнеженности, другой – к необузданности. Воздержный противоположен невоздержному; изнеженному – человек, владеющий собой. Обладание собой состоит в умении противостоять, воздержность состоит в господстве, а противодействие и господство – вещи различные, настолько различны, насколько не быть покоренным отличается от победы. Поэтому-то воздержность желательнее самообладания. Человек, который покоряется тому, с чем борется и может бороться большинство людей, такой человек изнежен и избалован, ибо и избалованность есть своего рода изнеженность. Таков тот, кто волочит за собою плащ, лишь бы избежать страдания от необходимости подобрать плащ, и тот, кто подражает страждущему человеку, не считая себя несчастным, принимая лишь вид несчастного.
То же самое относится к воздержности и невоздержности; ибо неудивительно, если кто-либо подпадает сильным и чрезмерным наслаждениям или страданиям; это даже простительно, если он боролся, как, например, Филоктет поэта Феодекта, ужаленный змеей, или Керкион в драме «Алопе» поэта Каркина; подобным же образом мы прощаем тем, которые, стараясь сдержать смех, наконец разражаются неудержимым смехом, как это случилось с Ксенофантом. Но удивительно и позорно, если кто-либо побеждается тем, чему большинство может противостоять, и не борется против этого не в силу унаследованной природы или болезни, что бывает со скифскими царями, у которых изнеженность передается по наследству, или с женщинами, уступающими по природе мужчинам. И шутник (παιδιώδης) кажется необузданным, хотя он скорее изнеженный, ибо шутка есть ослабление напряжения, поскольку она отдых, а шутник именно в этом и представляет избыток. Невоздержность бывает двоякая: излишняя потребность и слабость, ибо одни, обдумав, не придерживаются того, на чем порешили, уступая страсти, другие же – влекомы страстями вследствие того, что они не обдумывают; иные поступают так, как те, которые щекочут себя, чтобы не испытывать щекотания от других; так и они стараются предчувствовать и предвидеть, чтобы самим и разуму их не подпасть влиянию страстей, будь оно приятное или неприятное.
Но более всего подвержены невоздержности сангвиники и меланхолики: первые не придерживаются разума вследствие своей стремительности, вторые – вследствие вспыльчивости и вследствие того, что они всегда следуют фантазии.
§ 9. Необузданный, как сказано, не способен к раскаянию, ибо он останется при своем намерении; напротив того, невоздержный всегда способен к раскаянию; поэтому-то дело обстоит не так, как мы предполагали, а напротив, один неизлечим, другой излечим. В сравнении с болезнями порочность окажется похожей на водянку и чахотку, а невоздержность – на эпилепсию; первая – сплошная порча, а вторая – не непрерывная. Вообще невоздержность по роду различна от порочности, ибо порочность не сознается, а невоздержность сознается невоздержным; из этих последних те, которые в припадке страсти забываются (οἱ ἐϰστατιϰοί), лучше тех, которые не теряют разума, но не следуют ему, ибо первые подпадают лишь сильной страсти и делают это не преднамеренно, как вторые. Невоздержный подобен человеку легко пьянеющему, притом от небольшого количества вина и от меньшего, чем большинство людей. Итак ясно, что невоздержность не есть порочность, разве только в известном отношении, ибо ведь она, с одной стороны, не преднамеренна; с другой – преднамеренна; про действия невоздержных можно сказать то же, что сказал Демодок о милезийцах: «Хотя милезийцы поступают и неглупо, однако как глупцы». Точно так же невоздержные не несправедливы, а поступают несправедливо. Так как один из них – таков, что он не из убеждения стремится к излишним телесным наслаждениям и противоразумным, а другой – таков, что по убеждению к ним стремится, то первого легко разубедить, а второго – нет; ибо добродетель спасает принцип, а порок уничтожает его, а в действиях цель является принципом, подобно тому как в математике – гипотезы; как здесь, так и там не разум обучает нас принципам, а добродетель, естественная или приобретенная, заставляет нас верно понимать принципы; такой человек называется благоразумным, а противоположный ему – необузданным. Встречаются такие люди, которые под влиянием страсти выходят из себя, теряют истинный разум; таким человеком страсть овладевает настолько, что он поступает сообразно истинному разуму, но не настолько, чтоб он по убеждению находил необходимым без стеснения стремиться к подобным наслаждениям; таков невоздержный. Он лучше необузданного и не безусловно дурной человек, ибо в нем спасено высшее – принцип. Другой, напротив, строго держится разума и не действует в состоянии экстаза, под влиянием страсти. Ясно из того, что это хорошее свойство характера, а первое – дурное.
§ 10. [Возвращаемся к вопросу], который нас затруднял уже ранее: следует ли считать владеющим собою того, который держится какого угодно решения и какого угодно намерения, или лишь того, [кто придерживается] правильного, а невоздержным – того, кто не придерживается никакого намерения и решения, или лишь того, кто не придерживается лишь ложного решения и намерения; или же придерживается какого угодно намерения лишь случайно, а безотносительно говоря, один придерживается правильного решения и верного намерения, а другой [невоздержный] не придерживается, ибо если кто-либо избирает и стремится к известной цели ради другой, то он стремится и избирает первую самое по себе, а вторую лишь относительно; то, что существует само по себе, мы называем безусловным, так что [относительно] возможно придерживаться или отказываться от какого угодно убеждения, но безотносительно воздержен лишь тот, кто придерживается правильного убеждения; бывают люди, которые придерживаются мнений; их называют упрямыми, как, например, людей, которых трудно разубедить или нельзя заставить изменить мнение. Эти настолько же похожи на воздержного, насколько расточительный похож на щедрого и безумно отважный на храброго, но во многом они различны; только воздержного страсть и пожелания не могут заставить отказаться от убеждения, хотя при случае воздержного легко убедить, другого же, упрямого, не разубедишь разумными доводами, хотя многие из них доступны страстям и управляются наслаждениями. Ведь упрямы те невежественные и грубые люди, которые любят собственное мнение вследствие наслаждения и страдания; их радует победа, если их не переубедят, и они печалятся, если их мнение, высказанное как закон, окажется бессильным, так что они более походят на невоздержных; бывают люди, которые отступают от своих убеждений, и это не в силу невоздержности, как, например, Неоптолем в Софокловом «Филоктете», хотя он отступает не ради наслаждения, а ради прекрасного: ему казалось прекрасным быть правдивым, и только Одиссей склонил его ко лжи, так что не всякий человек, делающий что-либо ради наслаждения,
