его голос, точно так, как слышал его в ту ночь: «Все зависит от тебя, Гари. Америка зависит от тебя, точно так же, как мир во всем мире!»
Неожиданно Гари повернулся к своим товарищам по несчастью. Взгляд у него был отрешенный, а ему самому казалось, что говорит не он сам, а его голос доносится издалека:
— Я помогу вам убить Ширани, — объявил он севшим голосом. — Это нужно сделать.
— Теперь ты говоришь дело! — весело поддержал его Борщёфф, похлопав по плечу. Переполненный отчаянием Гари отбросил руку русского.
— Не хвали меня за это, черт побери! — злобно воскликнул он.
Джоан внимательно наблюдала за ним, и казалось, из её карих глаз вот-вот в три ручья хлынут слезы.
Гари старался не смотреть на неё, вместо этого он резко развернулся к Окаре:
— Но как мы это сделаем? Как мы сможем выбраться отсюда и без оружия добраться до Ширани?
— У нас есть оружие, — тут же возразил Окара и достал два кинжала из-за пазухи, а потом добавил холодно: —Джулун дал мне их, когда проводил назад из своих покоев. Он хотел, чтобы я убил всех вас.
— Будь я проклят! — воскликнул Борщёфф. — Да этот японец сам дьявол.
Но Окара, словно не расслышав его замечание, продолжал:
— Чуть позже мы сделаем веревку из этих гобеленов. По ним мы сможем соскользнуть в одну из комнат этажом ниже. Из них сможем добраться до апартаментов Ширани. Неожиданно напав, мы перебьем охранников, проникнем в ее комнату и убьем её.
— А потом? — спросил Гари.
Но Окара только плечами пожал.
— Тогда наша работа будет выполнена. Мы попытаемся украсть лошадей, пересечь долину и вновь пройти туннель, по которому пришли сюда. Но убежим мы или нет — какая разница. Угроза Ширани исчезнет, — а потом маленький японец посмотрел на Джоан. — А вот тебе лучше остаться здесь, пока мы сделаем эту попытку, — заявил он англичанке. — Ты только уменьшишь наши шансы на успех, если отправишься с нами. Если нам все удастся, мы вернемся и сообщим тебе, и тогда ты спустишь к нам по веревке.
Джоан кивнула, все ещё задумчиво глядя на Гари. Его загорелое лицо превратилось в горькую, задумчивую маску.
Но вот над Кумом воцарилась ночь…
Гари казалось, что ожидание будет вечным. Он беспокойно ходил из угла в угол комнаты. Ему определенно не нравилось то, что они собирались совершить. Теперь перед его мысленным взорам стояло лицо Ширани. Он был очень благодарен ей за то, что она сказала, что будет слишком занята и не станет звать его до следующего утра.
Ночные часы, казалось, тянулись бесконечно. Отблески дрожащего света огненного моря скользили по стенам комнат темницы. Постепенно все звуки в городе стихли.
Вскоре не осталось никаких звуков, кроме монотонных шагов охранников за дверьми темницы.
Наконец Окара беззвучно подал сигнал.
В открытое окно сбросили веревку из полосок гобеленов. Конец веревки был привязан к ножке стола. Первым по самодельной веревке спустился маленький японец. Он двигался проворно, словно обезьяна, сжимая в руке один из кинжалов. За ним последовал Гари, у которого был второй кинжал.
Медленно скользя вдоль стены из черного камня, высвеченной красным пламенем, американец поднял взгляд и увидел белое лицо Джоан, высунувшейся из окна.
Гари спустился к открытому окну комнаты внизу. Потом он легко качнулся в сторону темной комнаты и вскоре стоял внутри рядом с Окарой.
Как они и ожидали комната была пуста. В течение дня отсюда не доносилось никаких звуков. Заговорщики подождали, замерев в темноте, пока в комнату не проскользнула огромная фигура Борщёффа. На мгновение русский остановился рядом с ними.
— Ты знаешь путь к покоям Ширани, — прошептал Окара, обращаясь к американцу. — Ты должен вести нас.
— Все верно. Держись рядом со мной, — пробормотал в ответ Гари, сердце которого билось как отбойный молоток.
Он осторожно приоткрыл дверь, ведущую в узкий коридор, тускло освещенный несколькими подвешенными к потолку лампами. Коридор был пуст.
— Идем, — пробормотал Гари.
Кинжал Окары и клинок американца сверкали в свете ламп. Безоружный Борщёфф шел позади. Его огромные руки сжались в чудовищные кулаки. Настороженный взгляд его крошечных глаз метался из стороны в сторону.
Огромный дворец спал.
Они прошли через коридоры и залы, не встретив ни души, пока не приблизились к апартаментам Ширани. Там у дверей в её комнаты стояли два стража в серебряных доспехах. Кумианцы болтали от безделья, при этом один из них стоял спиной к коридору.
— Пошли! — прошептал Гари. Он и два его спутника разом бросились на туземцев. Кинжал Окары вспыхнул молнией, когда он прыгнул на стражника. Его рука метнулась вперед, и он заколол часового ударом в шею. Второй охранник, заметив, что происходит, выхватил меч и встретил клинком Гари и Борщёффа.
— Черт! — воскликнул русский, когда сверкающий клинок метнулся в его сторону. Однако прежде чем тибетец достал его клинком, прежде чем Гари и Окара смогли прийти на помощь, Борщёфф сжал шею охранника своими огромными руками. Что-то хрустнуло, и стражник безжизненным кулем рухнул на пол со сломанной шеей. Борщёфф пошатнулся, его красное лицо неожиданно побледнело, а потом его крошечные глазки закатились.
— Он достал меня, — русский тяжело упал на пол, вытаскивая меч из своего бока. — Достал…
Кровь из раны в его боку заливала пол. Гари и Окара склонились над ним. Вновь маленькие глаза русского приоткрылись. Он взглянул на своих товарищей, и на лице его расплылась зловещая улыбка.
— Мой последний раунд в этой игре закончен, — прошептал он. — Вы двое… ступайте дальше….
И голова его тяжело упала.
— Мертв! — прошептал японец, и его узкие глаза сверкнули. — Один из нас пусть останется здесь, а другой пойдет и прикончит принцессу. Мартин, ты знаешь дорогу, поэтому тебе придется пойти и убить её.
— Выходит, я избран, — хриплым голосом поинтересовался Гари. Вздрогнув, взглянул на Борщёффа, а потом крепче сжал кинжал и выпрямился. — Хорошо, Окара, я сделаю это. И теперь тебе не нужно бояться, что я вернусь…
— Одного быстрого удара будет вполне достаточно, — заверил Окара. — Быстро.
Гари решительно проскользнул в апартаменты принцессы. Высокие каменные комнаты, обитые шелком, были темными, лишь через узкие щели окон пробивались красноватые отблески. Тут царила мертвая тишина. Нервы Гари были натянуты до предела, когда он тихонько пересек комнату. Теперь он был переполнен жестокой, непоколебимой решимостью завершить миссию, за которую Борщёфф отдал жизнь.
«Ширани в эту ночь должна умереть во имя мира во всем мире!»
Он вошел в комнату, которую мягким белым светом заливал небольшой серебряный светильник под потолком. Брильянтовые шелковые ковры, изысканная мебель — все тут дышало
