1
Джейк из Нью-Йорка стоит в верхнем коридоре замка Гилеада,действительно дворца, который не чета дому мэра Хэмбри. Он оглядывается и видитСюзанну и Эдди у гобелена, с широко раскрытыми глазами, держащихся за руки. ИСюзанна стоит, ноги к ней вернулись, по крайней мере в Гилеаде, и на ногах унее уже пара рубиновых башмачков, какие были на Дороти, когда та ступила насвой Великий Тракт, чтобы найти Колдуна Оза, этого балаболку.
У нее есть ноги, потому что это сон, думает Джейк, но онзнает, что это не сон. Он опускает голову и видит Ыша, который смотрит на негообеспокоенными, умными, с золотыми ободками глазками. На нем все еще красныесапожки, Джейк наклоняется и гладит Ыша по голове. Чувствует под рукой егошерсть. Она настоящая, реальная. Нет, это не сон.
Однако Роланда здесь нет, отмечает Джейк. Их четверо, а непятеро. И он отмечает кое-что еще: воздух в галерее розоватый, и у каждойлампы, освещающей коридор, – розовый ореол.
Что-то должно случиться! Какая-то сцена произойдет у них наглазах. И, словно эта мысль послужила катализатором, мальчик слышитприближающиеся шаги.
Эту историю я знаю, думает Джейк. Мне ее уже рассказывали.
Когда Роланд огибает угол, Джейк понимает, что это будет заистория: та самая, в которой Мартен Броудклоук останавливает Роланда, когда тотидет на крышу, где, возможно, прохладнее, чем в здании. «Эй, мальчик! – скажетМартен. – Входи! Не стой в коридоре! Твоя мать хочет поговорить с тобой». Но,разумеется, это ложь, и навсегда останется ложью, сколько бы раз ни возвращалосьвремя к этому моменту. Мартен-то хочет, чтобы мальчик увидел свою мать и понял,что Габриэль Дискейн стала любовницей отцова колдуна. Мартен хочет подтолкнутьмальчика к прохождению обряда посвящения в мужчины в столь юном возрасте, покаотец в отъезде и не может остановить его; он хочет убрать щенка со своего пути,пока тот не отрастил зубы и не начал кусаться.
И сейчас они все это увидят; грустная комедия эпизод заэпизодом пройдет у них перед глазами. Я еще слишком молод, думает Джейк, новедь и Роланд еще очень молод; ему будет лишь на три года больше, чем Джейкусейчас, когда он с друзьями приедет в Меджис и встретит Сюзан на ВеликомТракте. Только на три года больше, когда он полюбит ее. Мне все равно, я нехочу это видеть… И не увижу, понимает он, когда Роланд подходит ближе: все этодавно случилось. Потому что на дворе не август, время Полной Земли, а поздняяосень или ранняя зима. Он может это утверждать, потому что на Роланде пончо,сувенир, привезенный из его путешествия на Внешнюю Дугу, и пар, который прикаждом выдохе вылетает изо рта и носа стрелка: в Гилеаде нет центральногоотопления, и в коридорах холодно.
Есть и другие изменения: вооружен теперь Роланд фамильнымиревольверами Дискейнов, большими, с сандаловыми рукоятками. Джейк думает, чтоотец вручил их Роланду на банкете. Он не знает, откуда ему это известно, но онзнает. И лицо Роланда, все еще юношеское, уже не такое открытое, гладкое, каклицо мальчика, который шел этим же коридором пять месяцев назад. За это времямальчик многое пережил, прошел через многие испытания, и поединок с Кортом былдалеко не самым сложным.
Джейк видит кое-что еще: на юноше-стрелке красные ковбойскиесапоги. Роланд, правда, об этом не подозревает. Потому что все это непроисходит в действительности.
И, однако, происходит. Они внутри колдовского кристалла, онивнутри розового вихря (розовый ореол у лампочек напоминает Джейку Песийводопад, радуги, вращающиеся в тумане), и вот тут все и случается.
– Роланд! – кричит Эдди. Он и Сюзанна по-прежнему стоят угобелена. Сюзанна ахает и хватает его за плечо, хочет, чтобы он замолчал, ноЭдди отмахивается, – Нет, Роланд! Не надо! Плохая идея!
– Нет! Олан! – подает голос Ыш. Роланд словно и не слышит ихобоих, проходит на расстоянии вытянутой руки от Джейка, не видя его. ДляРоланда их здесь нет. В красной обувке или без оной, их ка-тет в его далекомбудущем.
Он останавливается у двери в конце коридора, мнется, потомподнимает кулак и стучит. Эдди направляется к нему, не отпуская руки Сюзан…просто тащит ее за собой.
– Пошли, Джейк, – говорит Эдди. – Нет, я не хочу.
– Никого не волнует, что ты хочешь, а чего – нет, и ты этознаешь. Мы должны это увидеть. Если не в наших силах остановить его, мы хотя быдолжны сделать то, ради чего попали сюда. А теперь иди!
С тяжелым сердцем, с скрутившимся в узел желудком, Джейкидет. Когда они приближаются к Роланду, какими огромными кажутся револьверы наего тощих бедрах, какое у него уже усталое лицо, даже в молодости, Джейкухочется плакать. А стрелок вновь стучит в дверь.
– Ее там нет, сладенький, – кричит ему Сюзанна. – Ее там нетили она не открывает дверь, но для тебя это одно и то же! Уходи! Оставь ее! Онаэтого не стоит! Пусть даже она твоя мать, она этого не стоит! Уходи!
Но Роланд не слышит и ее и не уходит. Когда Джейк, Эдди,Сюзанна и Ыш подходят вплотную, Роланд толкает дверь в комнату матери: она незаперта. Он открывает ее, за ней – сумрачная комната с затянутыми шелкомстенами. На полу – ковер, похожий на персидский, какие нравятся матери Джейка…только этот ковер, Джейк знает, привезли из провинции Кашимин.
Ближе к дальней стене гостиной, у окна, которое дребезжит насеверном ветру, Джейк видит кресло с низкой спинкой и знает, что именно в нем сиделаона, когда Роланд проходил испытание; в нем сидела она, когда сын заметил на еешее отметину от поцелуя.
Кресло сейчас пустует, но когда стрелок входит в комнату иповорачивает к двери, ведущей в спальню, Джейк замечает мыски туфель, черные –не красные, выглядывающие из-под портьеры рядом с дребезжащим окном.
– Роланд! – кричит он. – Роланд, за портьерой! Кто-то стоитза портьерой! Берегись!
Но Роланд не слышит.
– Мама? – зовет он, и даже голос его тот же, Джейк узнал быего где угодно… но звучит он куда звонче, молодой голос. Его еще не посадиливетер, пыль и сигаретный дым. – Мама, это я, Роланд! Я хочу поговорить с тобой!
Нет ответа. Он проходит коротким коридором, что ведет вспальню. Джейк рвется на части. Ему хочется остаться в гостиной, подойти кпортьере и рвануть ее, но он знает, что от него ждут другого. Даже если онпопытается, толку не будет. Рука его пройдет сквозь материю, как рука призрака.