Республике Генуа. Вы, племянник, как-то упомянули, что вам нужен свой банк, чтобы через него управлять деньгами, поступающими от реализации ваших задумок. Можете делать это через конторы банка княжества Монойк, поскольку тоже будете иметь свою долю. Чтобы не было накладок в будущей работе банка, я через совет учредителей проведу запрет на вмешательство головной конторы в дела отделений на территории Империи, которые будут напрямую подчинены вам или вашему управляющему.
— Это мудрое решение, тётя, — кивнул я, ещё не переварив полностью озвученный щедрый замысел.
— Третий указ, — уже немного подустав, продолжила княгиня, — касается беспошлинной торговли с Российской Империей. Думаю, что его применения ждать ещё долго, но сейчас речь идёт о видимости вашего участия в правлении княжеством. Этих трёх документов будет вполне достаточно, если вдруг кто-то когда-то поставит под сомнение ваше положение в княжестве Монойк.
— Я вот о чём хотел сказать, тётя, только поймите меня правильно…
— Говорите смело, племянник. — подбодрила меня собеседница.
— Мне кажется, что название Монойк несколько сложно для использования в Империи. Я говорю про грамматические правила, поскольку это слово хочется склонять, а получится сие несколько коряво, как мне кажется. Могу ли я немного изменить его в речах и текстах на русском языке?
— В Арелате и соседних землях существует множество диалектов, — чуть подумав, заметила княгиня. — К примеру, название города Торино произносится его жителями как Тюрин. А Монойк соседним лигурским народом произносится как Мунегу. Так что несколько изменённое название княжества в вашем языке вообще не является проблемой. Кстати, а что именно хотите предложить?
— Монако.
— Хм… Монако, — покатала на языке тётя. — Монако… Звучит вполне неплохо. Пусть в совместных указах будет использоваться и это русское название.
Княгиня уже было собралась уходить, но внезапно негромко вскрикнула:
— Ой!.. Мы забыли одну важную деталь. Вам положено скреплять указы личной печатью. Ладно, если я приложу свою нынешнюю, и это даже хорошо, поскольку отпадут вопросы о фальсификации, а вот как быть с вашей?
— Печать? А что на ней должно быть?
— Учитывая, что после завтрашнего события вы вряд ли будете её как-то использовать, то она будет как бы временной. А раз так, то и оттиск может быть не очень сложным. Главное, чтобы было ваше имя и какое-то изображение.
— Тогда не вижу проблем, тётя, — ответил я, вспомнив механизмы Власа. — Простую печать к завтрашнему событию успею сделать.
Только княгиня ушла, как появилась Ханна.
— Хазарский посол подтвердил, что представление меня императрице состоится завтра после прощального приёма ваших военных союзников. Ты знаешь, Юлий, я вдруг сильно занервничала, — начала жаловаться девушка. — Вдруг, я что-то скажу не так или, что ещё хуже, споткнусь и упаду?
— Всё пройдёт хорошо, — как можно твёрдо начал успокаивать я. — Ты только не дёргайся и не думай плохое. Ты сколько раз танцевала на балах… Так почему должна споткнуться на ровном месте?
— Ты же будешь рядом в случае чего? — Ханна посмотрела мне прямо в глаза.
— Конечно, — слегка погладил её по волосам. — Буду почти рядом и сразу приду на помощь. Но ничего не случится.
— Ага, тебе легко говорить, поскольку будешь стоять в отдалении, а все станут глядеть только на меня.
— Вот увидишь, что на завтрашнего приёма эти все будут говорить больше обо мне.
— С чего вдруг? — взглянула с подозрением девушка.
«Ещё не хватало ей обидеться», — вдруг подумал я.
— Увидишь… Это секрет, — предпринял попытку объяснить, но лучше бы этого не делал.
— Ты не хочешь мне рассказать?! — широко расскрыла глаза хазарочка, и её голос даже задрожал.
— Ты переживала, что все будут говорить о тебе, а теперь чуть ли не обижаешься обратному. Где логика?
— Логика? — ладошки Ханны стали сжиматься в кулачки. — Логика?! — чуть не закричала она, и я приготовился защищаться.
— Одумайся! — только и успел воскликнуть в ответ.
— Ой! — слабо вскрикнула девушка, поднеся ладонь ко рту. — Прости…
— Ладно, — махнул я рукой. — Я тоже хорош, раз попытался воззвать к логике девушку…
Удар мои рёбра всё-таки получили. А потом, как обычно, пошли обнимашки-целовашки. Да, интересная у нас будет супружеская жизнь. Не заскучаем!
Большой зал дворца был залит светом. Присутствующих было немало. Рядом с троном стоял я. Чуть поодаль: дядья Тит и Дмитрий, их жёны и дети. За ними видна причёска Божены, племянницы поляндского короля. Девушку уже представили императрице, и она теперь могла постоянно находиться рядом с моим кузеном. Карельскую принцессу тоже допустили под светлые очи, не став придираться к некоторым нарушениям дипломатического этикета. Ну, и правильно.
Рядом с дядьями находилась и тётя Эйлиш, смотря на всё происходившее перед ней с нескрываемым интересом. Да, в её княжестве подобного не увидеть. Впрочем, зная теперь о взглядах родственницы на такие действа, можно с уверенностью сказать, что она не завидовала своей младшей сестре.
Нельзя не признать, что ляхи, бывшие главными действующими персонажами, и в этот раз производили незабываемое впечатление. Они постоянно подкручивали усы, звенели медалями, саблями и шпорами. Из-за этого шум в зале стоял довольно приличный, и порой трудно было расслышать даже поблизости находившегося собеседника.
Императрица появилась самой последней. Она величаво проследовала по образовавшему пространству и милостиво кланялась направо, и налево. Затем подошла к трону, широко улыбнулась и кивнула церемониймейстеру, а тот стал вещать, поясняя зачем мы тут все собрались. А то никто и не знает… Шучу.
Затем, как и в прошлый раз, выступил военный министр и произнёс речь на четверть часа, восхваляя каждого, о ком что-то помнил. Наконец, настала очередь говорить императрице. Она, не вдаваясь в подробности, упомянула несколько значительных баталий, сдержанно хваля поляндского короля и нашего командующего. Затем указала на конверт и, смотря на посланника Августа Девятого, заверила, что союзу наших государств обеспечено блистательное будущее.
Я же, устав слушать этот водопад цветастых фраз, смотрел на Ханну. Девушка тоже часто глядела в мою сторону и старалась выглядеть немного отстранённой от происходящего, но по сжимающимся кулачкам становились явными её переживания. Хазарский же посол больше походил на статую.
Всё когда-то
