Только на третий раз он услышал, как она его зовет.
Дверная ручка начала поворачиваться, и Лука округлил глаза от страха…
— Я тебя звала. Ты что, не слышал?
Лоб его вспотел, как будто он ворочал камни. На рубашке под мышками виднелись мокрые пятна.
— Тебе плохо?
Он отступил назад — всего на один маленький шажок.
София повернулась спиной, и он увидел, что у нее расстегнуто платье.
— Застегни мне, пожалуйста, «молнию».
Он подошел ближе и, коснувшись ее тела ледяными пальцами, легко подтянул вверх язычок «молнии».
— Ты сегодня очень красивая.
Она обернулась к нему.
— Спасибо… Кажется, тебе надо переодеться. Обед почти готов, все уже собрались внизу.
У него был растерянный вид, и София шагнула ближе. Лука хотел отойти, но она схватила его за руку.
— В чем дело? Ты что, плохо себя чувствуешь? Не хочешь есть?
Его ладонь была мокрой от пота. Он впился пальцами в ее руку и внезапно выпалил:
— Ты изменилась. Что-то произошло… Ты… ты стала другая.
— Я? Тебе просто показалось.
София вошла в столовую и закрыла за собой дверь.
— Он что-то почуял. Это все вы виноваты. — Она кивнула на Мойру и Терезу. — Он очень странно себя ведет и потеет, как зверь. У него в комнате воняет потом.
Тереза приложила палец к губам, велев Софии замолчать: она что-то услышала. София быстро выдвинула свой стул и громко сказала:
— Ой, мама, как все аппетитно выглядит! Может, тебе помочь?
За их спинами скрипнула дверь, и Лука, переодетый в чистую рубашку, вошел в столовую.
— Ну что ж, Джонни, садись во главе стола — вон на тот резной стул, ведь ты хозяин дома, — с улыбкой сказала Грациелла, потом взяла теплые суповые тарелки из окошка в стене, соединяющего столовую с кухней, и принялась разливать большим серебряным половником суп минестроне.
Раздав первое, Грациелла сложила руки в молитве:
— Мы благодарим милосердного Господа за ту пищу, которую он нам посылает. Аминь.
София подняла свой бокал и улыбнулась:
— Давайте выпьем за Джонни, за то, что он подарил нам такой чудесный дом! И за этот обед.
Они выпили за его здоровье, и Лука постепенно расслабился. Он прихлебывал вино из своей рюмки и с робкой улыбкой поглядывал по сторонам, как маленький мальчик, которому разрешили обедать вместе со взрослыми. Передавая по кругу блюдо с хлебом, женщины, пересилив волнение и страх, говорили о разных мелочах, потом открыли еще одну бутылку вина.
Макароны, обильно политые горячим соусом из морепродуктов, были очень вкусными. Все хвалили Грациеллу за ее кулинарный опыт, но никто не съел много. Однако звон столового серебра и постоянно наполнявшиеся вином рюмки создавали видимость оживленного, хоть и несколько натянутого обеда.
Вдруг Тереза нагнулась к Грациелле, которая сидела прямо напротив нее.
— Мама, ты уронила свой носовой платок.
София нагнулась, подняла платок и легко его встряхнула. Снова выпрямившись за столом, она увидела, как Лука вытирает свою тарелку кусочком хлеба.
Глава 38
После главного блюда Грациелла убрала со стола и внесла на серебряном подносе свежие фрукты и несколько сортов сыра. Она начала передавать через окошко толстые куски пирога с творогом, украшенные сверху ягодами малины, но София попросила ее посидеть с ними, сказав, что кофе подождет.
Зайдя в столовую, Грациелла увидела, что Лука совсем сонный. Он сидел с пылающим лицом, откинувшись на спинку резного стула, и, казалось, не заметил, как она заперла за собой двойные двери столовой и, вернувшись на свое место, положила ключ перед Софией.
Женщины молчали, украдкой переглядываясь друг с другом. Наконец София взяла нож.
— Что ты будешь — фрукты, сыр или мамин бисквитный пирог с творогом? Лука? Лука?
Их лица смотрели на него из кривых зеркал — искаженные лица с длинными носами и широкими скулами. Он видел, как они хлопают ресницами и шевелят губами, но лишь хихикал в ответ, не воспринимая слов. Он словно уплывал куда-то, охваченный необычной слабостью, и не обратил внимания, что София назвала его Лукой.
Женщины сидели неподвижно и даже не пытались возобновить разговор. В полном молчании они смотрели на него, ожидая, когда он заснет. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем его голова свесилась вперед.
София быстро взяла кожаные ремни — все, какие им удалось собрать, — и привязала его правую ногу к стулу. Роза занялась левой ногой, а Мойра — правой рукой. Левая рука Луки безжизненно висела вдоль тела. Сонно забормотав, он вяло попытался освободиться, однако в следующее мгновение оказался полностью прикован к стулу за обе руки и обе ноги.
София проверила пряжки на ремнях.
— Надо убедиться, что он не сумеет их расстегнуть. Он очень силен. Затяните потуже.
Немного отодвинув стул от стола, они завязали ему глаза шелковым шарфиком от Гермеса. Теперь его голова упала ему на грудь. Для верности Роза обмотала его плечи еще одним ремнем.
Женщины вымыли посуду, потом сняли со стола скатерть, притушили огромную люстру до мощности свечи, закрыли дверь и окошко в стене и вышли из столовой, оставив его одного.
Роза принесла кофе и раздала чашки молчаливой компании. Первый этап их плана прошел успешно. Теперь только время покажет, смогут ли они выполнить второй этап и заставить Джонни-Луку говорить.
Тереза потерла озябшие руки, и Роза включила электрический камин. Фальшивые поленья и угольки моментально согрели комнату.
— Ты уверена, что не ошиблась, София?
София кивнула. Уставившись на языки пламени, она сказала, что поняла это в тот момент, когда Пирелли начал описывать ей Луку Кароллу.
— Я настолько уверена, что даже привезла сюда все наши бумаги, которые оставались у тебя на квартире, Тереза, чтобы больше уже туда не возвращаться. Одежду можно не забирать. Если этот дом наш, мы будем жить здесь, хотя нам следовало бы проверить, в какой степени мы им владеем. Возможно, имение просто арендовано, мы не должны верить Луке на слово.
— Нет, оно не арендовано, — возразила Тереза и вышла из комнаты.
Проходя по коридору, она не удержалась и заглянула в темную столовую. Окутанная мраком фигура была по-прежнему привязана к стулу. Тереза вернулась в гостиную с документами и протянула их Софии.
София попросила Мойру принести кейс из ее спальни. Женщина немедленно повиновалась, точно это был приказ. Как и Тереза, она испуганно заглянула в столовую. Голова Луки, обвязанная шелковым шарфиком, все так же покоилась на его груди. Женщина слышала его тяжелое дыхание.
