перебор и, я заметно нервничал. Однако, ни Железный Феликс — ни тем более Лев Революции (слав те Господи!) — в Ульяновск явиться не соизволили.
Вместо них, с сильным опозданием прибыла небольшая комиссия из столичной НКВД, во главе с человеком — про которого, я даже на «винчестере» в своём компе ничего не нашёл. Члены комиссии, не проявляя никакого «поросячьего» восторга, деловито обследовали — как обстоят дела в Ульяновском исправительно-трудовом лагере и особенно в «ОСТБ-007», пересчитали всех зэков, пересмотрели все бумаги… Побывали в бывшем женском монастыре — где одним из государственных строительных трестов вяло велись восстановительные работы… И, не высказав — ни удовольствия, ни — неудовольствия, уехали.
— И, чего спрашивается, приезжали? — недоумённо вопрошаю.
Товарищ Кац, только плечами пожал.
Однако, из-за этого «визита» мы выбились из загодя составленного мной графика и сильно опаздывали в Москву, на Выставку!
Чуть ли не за рукав, «выдернул» Жданова из вагона и объяснил ситуацию «на пальцах».
— Не волнуйтесь, товарищ… Ээээ…
— Моя фамилия Свешников.
— Не переживайте, товарищ Свешников — не помню вашей должности! Партийное руководство губернии будет держать «руку на пульсе».
Ну, хоть обнадёжил и, на том спасибо!
* * *
Уезжая на Всероссийскую выставку в Москву, я напоследок «озадачил» зэков-проектировщиков из «шараги», сперва их поощрив и мотивировав на дальнейшие трудовые подвиги:
— За ударный труд по проектированию созданию трактора и сборного домика, всем без исключения объявляю благодарность! Ура, граждане!
— Ура…
— Кроме «благодарности», по три дополнительных часа в «комнате свиданий» в неделю каждому.
— УРА!!!
Зэки поймали меня и принялись подкидывать в воздух, иногда забывая ловить…
Наконец когда устав, меня поставили более-менее вертикально, поставил «ОСТБ-007», следующие задачи:
— Граждане! Чтоб наше с вами взаимопонимание и сотрудничество продолжалось в позитивном ключе, надо — кроме модернизации самого трактора, на его основе создать универсальный стационарный двигатель, могущий найти применение в самых разных отраслях народного хозяйства.
Обращаюсь к 'архитекторам:
— От деревянного «зодчества» переходим к каменному. Требуется разработать типовой двухэтажный четырёх-квартирный кирпичный дом для более обеспеченной категории граждан. Могущий в случае необходимости легко переоборудоваться в предприятия соцкультбыта.
Сперва, меня не поняли:
— Извините, гражданин начальник: «предприятия»… Чего?
— В продовольственные или хозяйственно-бытовые магазины, места общественного питания — небольшие ресторанчики, столовые, буфеты… В фельдшерские пункты и, прочие объекты здравоохранения и образования. В библиотеки или избы-читальни, наконец!
Кидаю на стол папку с моими предварительными набросками:
— Задача ясна?
— Ясна, чего здесь неясного…
— Тогда выполнять!
Глава 28
Первая Всероссийская сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка 1923 года
«Всероссийская сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка», предшественница Всем живущим в эпоху «ррразвитого социализма» хорошо известной ВДНХ и проходившая в августе 1923 года в Москве — была первым мероприятие подобного рода и такого масштаба в Советской России. В проектировании её временных деревянных павильонов, строившихся без двух месяцев год — на конкурсной основе принимали участие лучшие архитекторы страны, впервые применившие приёмы 'русского архитектурного
Рисунок 83. Павильон «Махорка» на Всероссийской выставке 1923 года.
авангарда' — впоследствии воплощённого в различных капитальных постройках по всему СССР и даже миру. А впервые опробованные здесь основные организационные меры и решения — на подобных мероприятиях, будут находить применение вплоть до начала 21 века.
Однако, от глобального перейдём к частному…
Итак, не по-летнему холодным утром 19 августа — в день открытия Выставки, группа наших ульяновцев во главе со мной на поезде прибыла в Москву.
В «десанте» из порядка пятидесяти человек, почти весь наш комсомольский актив — за исключением Кузьки-Домовёнка и его команды, которые с Климом и агентами ОВО, сопровождают материальные ценности — трактор «Мужик», мототелегу «УАЗ-404ВД» и прочие достижения ульяновской кооперативной промышленности. Эти приедут чуть позже — на день или два: грузовые поезда хотят намного медленнее пассажирских и частенько выбиваются из расписания.
Конечно, предвидятся кое-какие организационные трудности в связи с нашим опозданием к открытию, но из Нижегородского Исполкома — по чьей вине это произошло, обещали помочь. Как окажется позднее — слово своё они сдержали, но…
Были и некоторые проблемы.
По крайней мере, всё начиналось очень хорошо!
— «Это была Москва, — выйдя из вагона продекламировал я из Ильфа и Петрова, — это Казанский вокзал — бывший до 1894 года „Рязанским“, самый свежий и новый из всех московских вокзалов…».
Ко мне прислушались и меня несло дальше:
— «…Ни на одном из восьми остальных вокзалов Москвы нет таких обширных и высоких помещений, как на Казанском. Весь Ярославский вокзал, с его псевдорусскими гребешками и геральдическими курочками, легко может поместиться в большом буфете‑ресторане Казанского вокзала».
Высыпав толпой из вагона на платформу Казанского вокзала, мы все были приятно удивлены образцовым порядком царившем на нём. На перроне идеально чисто, множество «плевательниц» для мусора, милиционеров в новенькой форме и носильщиков багажа с бляхами. Кругом, не по-советски «навязчивая» и довольно бойкая реклама: «Уголок Ильича — побывай у нас!», «Купи золотой заём — помоги себе и стране!», «Спешите на сельскохозяйственную и кустарно-промышленную выставку! Она научит вас лучшим способам ведения хозяйства».
— Ну, ни дать не взять — Европа! — сдвинув кепку «пролетарки» на затылок, восхищённо присвистнул Миша.
Остальные промолчали: «в европах» они не бывали и, даже без понятия как там, но по всему видно — тоже поражены до глубины души.
Увидев группу весьма коллоритных личностей, мои комсомольцы поразевали рты — хоть ворон лови. А я продолжил цитировать «12 стульев»:
— «…Самые диковинные пассажиры, однако, на Казанском вокзале. Это узбеки в белых кисейных чалмах и цветочных халатах, краснобородые таджики, туркмены, хивинцы и бухарцы, над республиками которых сияет вечное солнце».
Барон проводив «краснобородых» глазами, взял свои слова обратно:
— Нет, мы всё же не Европа — а Азия.
— Мы — Россия, Миша! Мы — Россия…
Если учесть, что всего на Выставке побывало несколько миллионов человек — её организация просто на невероятной высоте.
Слов нет, чтобы выразить своё восхищение!
Стоило лишь обратиться в справочную и, тут же возле нас нарисовался уполномоченный от «Глависполкома» Выставки — разбитной весёлый москвич, который нас взял под плотную опеку:
— Ульяновские товарищи? Пройдёмте за мной.
Мои ребятки, аж чуть не сели:
— Во, как наших уважают!
Не стал их разочаровывать, но так «уважали» все приезжающие группы — подавших предварительные заявки.
Буквально пять минут и, мы уже
