– Мне пора идти.
Майлз никогда не выходил так рано на улицу, поэтому удивился, до чего там было спокойно. Листья на деревьях окрашивались в красновато-оранжевый, словно природа предлагала новую цветовую гамму для армейской формы. Воздух был свежим, легкий ветерок обдувал лицо. Ему вспомнились ранние утра в его районе, до того, как все проснутся и всё оживет. До того, как начнут выть сирены, тарахтеть двигатели автобусов, а из открытых окон польются мотивы соки[14]. И пока Майлз шел в магазин через кампус, думая о кошмаре минувшего дня – возможно, это был худший понедельник в его жизни, – он наслаждался спокойствием.
Пока не дошел до магазина.
Дверь была распахнута, а внутри школьная полиция допрашивала Уинни.
– Так, значит, еще раз. Вы говорите, у вас сегодня не было клиентов?
– Сэр, я ведь уже сказала. Я пришла совсем недавно. Открыла магазин, как обычно, провела ревизию, чтобы проверить, какие товары необходимо обновить, потому что я делаю это постоянно, ведь рано утром покупателей не бывает.
«Их вообще не бывает», – подумал Майлз, но закончить мысль ему не дал полицейский, заметивший его в дверях.
– Сынок, магазин пока закрыт. Ведется следствие, – гаркнул офицер, выглядящий слишком молодым для своей лысины. Он поднял руку, преграждая путь.
– Следствие? – спросил Майлз со смесью тревоги и сарказма в голосе. Его взгляд перебежал с полицейского на Уинни.
– Да, я пришла и обнаружила, что пропали банки с консервированной колбасой. В смысле, прямо все банки. Я подняла отчет по инвентаризации, потому что не могла поверить, что мы их продали, и оказалась права: ничего мы не продали, а значит, их попросту украли.
– Или они испарились, – сказал Майлз, наполовину взволнованно, наполовину шутливо.
Офицер косо посмотрел на него и склонил голову набок, без тени улыбки на лице.
– Подождите, – сказала Уинни с таким видом, будто в ее голове сложился некий пазл, о существовании которого Майлз даже не догадывался. – Может, вам лучше с ним поговорить? – сказала Уинни, указывая одновременно на Майлза и офицера. – Майлз, разве не ть1 работал вчера вечером?
– Я, – ответил Майлз. Слово, как иголкой, укололо горло. Он снова посмотрел на молодого лысеющего офицера, поймал его суровый взгляд и отвел глаза в сторону. – Но ничего такого не было.
– О, нет, что-то все-таки произошло, – за_ метил офицер. Майлз растеряно посмотрел на него, полицейский облизнул обветренные губы. Прошлым вечером ничего не случилось – По крайней мере, в магазине. А вот сейчас кое-что происходит, и явно кое-что плохое.
С ручкой и блокнотом наготове офицер начал задавать череду вопросов, заставляя Майлза все сильнее и сильнее нервничать.
– Во сколько ты пришел на работу?
– В четыре.
– Сколько примерно было покупателей?
– Ни одного.
– Кто-нибудь вел себя подозрительно?
– Кто? Никого же не было.
– Ты не оставлял магазин без присмотра?
Тишина.
– Ты не оставлял магазин без присмотра?
– Нет.
– На улице не было никого подозрительного?
– Я же сказал, что не выходил.
– Просто уточняю. Во сколько ты ушел?
– Я не уходил.
– Я имею в виду, во сколько закончилась твоя смена?
– Около семи.
– Хорошо. Если у нас еще возникнут вопросы, мы тебя найдем.
После того как полицейский ушел, Майлз попытался вспомнить, не заметил ли он чего- то необычного, когда вернулся с открытого микрофона. По правда говоря, он и не проверял. Зачем это ему? Во-первых, его голова была занята другими вещами: Алисия, Остин. Во-вторых, магазин выглядел по-прежнему. Все оставалось на своих местах: блокноты лежали вдоль стен, ручки и карандаши – за прилавком, колбаса – в подсобке. Уинни проводила инвентаризацию, только чтобы сохранить работу, а не потому что в ней был какой-то смысл. Майлз на какой-то момент задумался, замер перед прилавком с отсутствующим взглядом, пока Уинни наконец не вывела его из транса.
– Майлз? – позвала она. Затем еще раз: – Эй, Майлз!
– Да, – парень моргнул, прогоняя мысли прочь.
– Тебе что-то нужно? – Уинни облокотилась на прилавок, так яге как Майлз прошлым вечером. Будто это была одна из поз в йоге – поза скучающего сотрудника «Кампус Конвиниенс».
– А… да. Одну марку и конверт.
Уинни развернулась, оторвала марку от рулона, затем взяла конверт и положила их на прилавок.
Майлз достал из кармана помятый доллар.
– Спасибо, – сказал он, разворачиваясь, чтобы уйти.
– Что здесь вчера произошло? – выпалила Уинни. – Серьезно. Я никому не скажу если ты или Ганке оказались фанатами этой чертовой колбасы, – она пожала плечами, как будто знала, что Майлз взял ее, хотя это было не так.
– Уинни, ты ведь, как и я, на стипендии. Ты лучше других должна понимать, что я не стал бы рисковать своей стипендией ради куска консервированного мяса.
– Верно, – она кивнула. – Что ж, вряд ли тебя строго накажут. В смысле, все эти украденные консервы выходят всего долларов на пятнадцать. Скорее всего, они просто выставят тебе или твоим родителям счет. Мне пришлось обратиться в полицию, потому что иначе…
– Я знаю, – Майлз ее понимал. – Знаю.
Но он не знал, что посреди урока математического анализа в дверь кабинета постучат и что мистер Борем повернется к классу и назовет имя Майлза.
– Джентльмен хочет с вами поговорить, сказал он, как всегда, учтиво.
И когда Майлз встал, мистер Борем добавил:
– Захватите свои вещи.
Затем еще один школьный полицейский повел его по коридору, вывел из главного корпуса, прошел через кампус, и наконец они пришли в административное здание, где Майлза посадили на стул в приемной декана – цитадели дисциплины. Майлз сидел в кресле из темного дерева и бордовой кожи, пока не появились его родители.
– Что происходит? – спросила мама Майлза, ее лицо выражало полное недоумение.
– Я не знаю, – сказал Майлз.
– Ты это сделал? – спросил его отец.
– Сделал что? – Майлз нахмурил брови и прищурился.
– Украл.
– Украл? Конечно, нет! Они думают, что я украл эту фигню?
– А ты думаешь, почему мы… – но, прежде чем отец успел распалиться, его прервала мисс Флетчер, секретарь.
– Декан готов вас принять.
Через пять минут Майлз уже сидел в кабинете декана Кушнера перед огромным деревянным столом с изящной резьбой, напоминающей орнамент на фарфоровом сервизе родителей Майлза. Декан Кушнер был небольшого роста и за этим столом казался еще меньше. У него была идеально круглая лысая голова, вены на ней напоминали швы на новеньком бейсбольном мячике. Он носил маленькие круглые очки, которые, разумеется, как раз подходили его широким глазам. Вообще он был похож на кучу окружностей в костюме.