Постановка – это постепенное разрушение замысла.
Г. Козинцев в письме Д. Шостаковичу, 21 декабря 1947 г.– Черт с ней, с набережной, – сказал Борис. – Сделаем досъемку потом, а теперь вот что: надо заполнить ведомость для съемок кинотрюка и оповестить городские службы. – И он стал объяснять Васе, в чем именно будет состоять трюк.
– А трюкач? – несмело спросил помощник режиссера.
– Что?
– Кто будет исполнять трюк?
– Ну на местной кинофабрике же должен быть трюкач? – вмешался Мельников, присутствовавший при разговоре. – Вызовите его.
– А, хорошо, – несмело кивнул Вася и отправился исполнять поручения, которыми его нагрузили.
Когда Лёка вернулась с пляжа, она увидела, как Вася колдует над ворохом тщательно разграфленных листов.
Их содержание имело все шансы стать мечтой любого бюрократа – и проклятием для человека, к бюрократии не склонного.
Коротко говоря, в ведомость помощник режиссера должен был внести: номер по порядку, номер листа рабочего сценария, номер проекта декораций, название декораций или места натурной съемки, адрес места, а также количество дней – съемки, построения декорации и сломки.
«Сломкой» именовалось время, за которую декорацию разбирали.
Далее указывалась: площадь павильона в процентах, транспорт, метраж, освещение и эффекты, технические приспособления, номера кадров в данной съемке. Затем шли распоряжения относительно того, что должно было находиться в кадре: перечислялись роли, эпизоды, массовки, костюмы, реквизит, гримы и парики, а также мебель.
– Не забудь лампы верхнего света, – поддразнила Лёка Харитонова. – И агрегаты с открытой дугой…
– Солнце, Лёка, солнце – вот и все лампы с агрегатами, – засмеялся Вася, откидываясь на спинку стула.
– Борис Иванович опять что-то придумал?
– Угу. – Вася задумчиво смотрел на ведомость, ероша волосы. – Только ни черта у него не выйдет. На местной кинофабрике нет трюкачей.
– А что за трюк?
– По канату перебраться с крыши дома на крышу дома напротив.
– Ух ты! А просто улицу перейти нельзя?
Оба засмеялись.
– Ну и зачем ты заполняешь эти дурацкие бумажки, если трюка все равно не будет? – спросила Лёка.
Ей нравилась увлеченность Винтера своим делом, но она считала, что иногда он все же хватает через край.
– Ну а как? Ты хочешь, чтобы я с пустыми руками к нему пришел и сказал, что трюк исполнять некому? А так – вот, пожалуйста, ведомость готова, я работал, старался… просто так сложилось, что…
Дверь распахнулась, и в номер без стука влетел Петя Светляков.
– Всем привет! – Он подошел к столу и увидел ведомость. – Это что, бумажка насчет трюка?
– Как видишь, – пробормотал Вася, пожимая плечами.
Он недолюбливал напористого, самоуверенного ассистента, который разводил бурную деятельность, подражая Винтеру, но при этом не имел ни его фантазии, ни его таланта.
– Замечательно, просто замечательно, – фыркнул Светляков. – Прежде чем все это заполнять, ты должен был выяснить, что трюкача у нас нет! Не водятся трюкачи в Ялте! Так что пиши Еремина.
– Как? – болезненно вскрикнула Лёка, меняясь в лице. – Он что, согласился пройти по канату…
– Да не пройти, – сердито ответил ассистент, – а переползти! Там будет страховка, все как полагается… Бегать по канату он не будет!
– Безумие какое-то. – Лёка начала сердиться. – А если с ним что-нибудь случится? Борис Иванович хоть мгновение об этом подумал?
– Борис Иванович подумал обо всем! Вызвал Еремина, все ему объяснил, спросил, согласен ли он… Тот сказал – согласен!
