Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
Так было и сегодня. Родион и Штопочка бежали без отдыха до вечера. Наконец Родион остановился и спросил:
– Как ты? Устала?
Штопочка замотала головой и протянула руку. Обе ее бутылки были пустыми. Родион сунул ей свою, где на дне еще бултыхалась вода с заметной взвесью песка:
– Пей все. Скоро ручей, там наберем!
Штопочка напилась, прополоскала рот, после чего несколько капель воды вылила себе на запрокинутое лицо. Выглядела она скверно: веки красные, точно помадой обведенные. Это оттого, что их заливало по́том, а Штопочка имела привычку вытирать пот грязными руками, а не промокать его майкой. Прямо по центру лба, как глаз у циклопа, у Штопочки был фонарик-налобник.
– Сколько мы пробежали? – спросила она хрипло.
– Самое большее – восемьдесят.
– Чего так мало?
– Это из-за оврагов. Мы там едва тащились, – отвечал Родион.
Штопочка кивнула и, вернув ему бутылку, провела рукой по шее.
– Комарье… В следующий раз надо платок на шею повязать, – сказала она.
– А чего ты их не давишь?
– Если давить, они только больше летят, – сказала Штопочка и, сорвавшись с места, опять побежала.
Родион задержался, чтобы убрать бутылку. В следующий раз они остановились только у ручья и еще один раз, чтобы сменить садящиеся батарейки. На рассвете они устроили двухчасовой привал. Этого времени им хватило, чтобы осмотреть ноги. Кроссовки Штопочки совсем раскисли, а у Родиона между пальцами была огромная водянка. Родион осторожно проколол ее стерильной иглой и, выпустив воду, заклеил обычным суперклеем, после чего туго обмотал стопу двусторонним матерчатым скотчем.
– Ты псих. Копыта отбросишь. Клей токсичный, – заметила Штопочка, прожаривающая свои мокрые носки над костром. С носков, которые она надела на палку, в огонь капала грязная вода.
– Не отброшу. На этикетке написано, что он склеивает стекло, пластик и кожу.
– Чью кожу? Твою?
– А у меня что, не кожа? – отозвался Родион, продолжая придирчиво разглядывать свою ногу. Ему важно было убедиться, что во время бега скотч не собьется, потому что иначе он все раздерет и будет только хуже.
Отдохнув, они опять побежали и не останавливались до четырех часов дня, пока, поднявшись на очередной холм, Родион не увидел внизу шоссе. Разогнавшаяся Штопочка под углом сбежала с сыпучего холма и тоже остановилась, согнувшись и упершись ладонями в колени.
– Чего такое? Черепашка отдыхает? – задиристо крикнула она снизу.
– Погоди! – отозвался Родион. – Мы, кажется, слишком к югу завалились. Посмотри, куда нас занесло.
Штопочка покосилась на шоссе, после чего перевела взгляд на синий сплошной лес за ним. За лесом угадывался большой разрыв.
– Кубинка? База ведьмарей где-то недалеко. – Штопочка стояла и, восстанавливая силы, глубоко дышала.
– Ты что, знала, что мы к ней свернули? – удивился Родион.
– Я думала, ты специально сюда бежишь. Ну там прибить кого-нибудь и все такое.
В голосе у Штопочки Родиону почудились нежность и покорность. Он подозрительно взглянул на нее.
– Ты как? Не устала? – спросил он.
Штопочка усмехнулась. Недавно она упала, и теперь вся правая щека ее и вообще вся правая сторона тела были покрыты коркой грязи.
– Не знаю. Подошва вот только оторвалась, собака… Конец кроссовкам, – пожаловалась она.
– Ты что, не знаешь, устала ты или нет?
– А какой смысл это знать, если все равно надо бежать? – удивилась Штопочка и сухо сплюнула на траву. Вода у них опять закончилась, и они страдали от жажды. Вокруг была куча влаги, лес буквально раскис от недавних дождей, а вот набрать бутылки было негде. Они нашли лишь полную грязной жижи канаву, в которой явно не плавало здоровье.
Родион тоже сплюнул. Или, точнее, попытался, потому что плевать было нечем.
– Вода нужна. Давай до бензоколонки пробежимся.
– Бензоколонка принадлежит Тиллю, – сказала Штопочка.
– И что? – задиристо спросил Родион. – Тилль стоит у входа и не пускает шныров в туалет набрать воды?
Штопочка покосилась на пустую бутылку.
– Я бы не советовала ему стоять между мной и краном, – сказала она мрачно.
Тилль у входа не стоял. И на кассе не стоял. И сыновья его не стояли. И прочие родственники. Внешне бензоколонка выглядела обычно. Разве что на красном пожарном стенде топор был какой-то подозрительный, не такой, какими обычно бывают топоры на бензоколонках.
Работали на колонке два парня и сонная девушка, которая заученно повторяла каждому посетителю: «Не желаете кофе?» – но при этом так произносила «не желаете», что никто и не желал.
– Я желаю! – сказала Штопочка, возникая из туалета с двумя полными бутылками воды. – Кофе! И шесть ложек сахара…
Девушка с ужасом покосилась на Штопочку и сунула стаканчик под кофейный автомат так поспешно, что едва не ошпарила себе руку. Штопочка выпила кофе с таким количеством сахара, что он еле-еле растворился, после чего заела его вытащенной из кармана сырой картофелиной, окуная ее сперва в кофе, а потом в соль. Для человека, который сутки бежал, это совершенно нормально. А соль лучше усваивается именно таким образом, с сырой картошкой. Вот только девушка почему-то тревожилась и косилась на ящик под кассой, где у нее хранилась выручка.
– Расплатись за кофе, и идем! – сказал Родион, за рукав потянув Штопочку к выходу. От дверей он вернулся и, вежливо уточнив: «Вы же не против? Это бесплатно?» – пересыпал соль из стаканчика в карман.
Они пересекли шоссе, отделяющее их от Кубинки, и долго бежали по проселочной дороге. Потом нырнули в лес по первой же нераскисшей тропинке. До базы ведьмарей отсюда было километров восемь. Все удовольствие от бега давно уже испарилось, и сознание сузилось до самого необходимого.
Ощущение времени западало, как сломавшаяся кнопка. Родион проваливался куда-то, потом точно всплывал и с удивлением осознавал, что он не только не упал, а непонятно как проскочил еще участок леса. Кажется, когда он проваливался, это высокое дерево было впереди, а теперь оно рядом.
Никакая длинная мысль в голове у Родиона уже не умещалась. Он даже несчастным себя не ощущал, и ШНыр не казался ему больше серой дырой, а будущее – пустым и безрадостным. И вообще он больше не был уверен, что он – это он, а не кто-нибудь другой. При каждом шаге ему казалось, что ноги его где-то теряются. Он понимал только, что движется, и изредка командовал себе: «Переступи через бревно! Так… хорошо! Теперь другую ногу!» Он достиг абсолютного предела, и все, что теперь оставалось, это пробиваться вперед.
В какой-то момент, он даже не понял в какой, Родион прорвался в новую реальность. Усталое, почти мертвое тело ожило. Он, давно дышащий как паровоз, залитый потом, с забитым слизью носом, ощутил непонятную легкость. На него словно нашла волна. Родион даже покачнулся от толчка этой волны. А вместе с волной пришли и новые ощущения. Огромный, пустой, противный подмосковный лес с буреломом и множеством оврагов ожил. Далекий стук дятла по сухому стволу стал громким, близким и отчетливым, хотя дятел находился там же, где и прежде, а крошечную каплю, повисшую на листе, Родион увидел так выпукло и подробно, будто она была громадным зеркалом. Родион слышал о таком. Это называется эйфорией бегуна, и она всегда лежит за порогом усталости. «Это не второе. Дыхание. Это уже двадцать. Второе. Дыхание», – сказал однажды Меркурий.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
