И я понял, зачем живу на свете.
Глава тридцать седьмая
– Ума не приложу, что с ней такое!
Абигейл Смит – белокурая, голубоглазая, очаровательно женственная – пыталась уложить свою маленькую дочь на смотровой стол. Марисса, года и десяти месяцев от роду, отбивалась руками и ногами и пронзительно вопила.
– Она никогда так себя не ведет! – продолжала Абигейл. – Должно быть, у нее что-то болит. Но температуры нет. Она дергает головой и плечами, бьет себя по уху, как будто болит голова. Доктор Хэмилтон, я очень боюсь! Вы ведь слышали о моем муже? Он умер от аневризмы мозга вскоре после рождения Мариссы – еще до вашего приезда сюда. Совершенно неожиданно: пожаловался на головную боль, потом вдруг упал и умер. Вдруг и с ней то же самое?
Я включил отоскоп, чтобы заглянуть Мариссе в левое ухо.
– Подержите ее минутку, чтобы лежала спокойно. Вот так, хорошо… Здесь все чисто. Проверим другое.
Мы с Абигейл поменялись местами. Марисса по-прежнему вопила, словно баньши.
– Мозговые аневризмы – редкое явление, – продолжал я, наклоняясь к ее правому уху. – Может быть все что угодно – обычный отит или… Ага! Теперь понятно!
– Что там?
Я выпрямился и выключил отоскоп.
– Паучок заполз в слуховой канал и застрял в среднем ухе.
Марисса завизжала с новой силой.
Абигейл недоверчиво тряхнула головой: волосы золотистым дождем рассыпались по плечам.
– Паучок? Не может быть! А вы его вытащите? Он не заползет ей в мозг?
Я рассмеялся, чтобы ее успокоить, хотя, по правде сказать, сам был далек от спокойствия. Мягкие изгибы ее фигуры, золотистые локоны и румянец на щеках притягивали меня с неодолимой силой – и, не скрою, волновали. Сильно волновали.
– Беспокоиться не о чем! Пожалуйста, положите девочку на бок и подержите, чтобы она лежала спокойно. Сможете?
– Да, но как он туда попал? – спросила Абигейл, повысив голос, чтобы перекричать вопли дочери, пока я готовил шприц с физраствором.
– Кто знает? – ответил я. – Да как угодно. Вчера, когда я вел машину, вдруг обнаружил у себя на руке паука – должно быть, спустился на паутине с крыши. Не переживайте, вам себя винить не в чем.
– А он большой? – с тревогой спросила она.
– Совсем малыш! Как сама Марисса. – Я подошел к столу и склонился над девочкой. К моему удивлению, она больше не плакала – лежала спокойно и смотрела на меня большими серьезными глазами. – Послушай, маленькая, сейчас я налью тебе в ушко воды, и тебе сразу станет лучше. Хорошо?
Она моргнула, посмотрела на меня, на шприц и кивнула.
– Просто лежи спокойно! – С этими словами я залил ей в слуховой канал физраствор. Паучок всплыл: я подхватил его пинцетом и выложил в стальной лоток. – Готово, дело сделано. Марисса, можешь сесть!
Девочка села, вытирая кулачком опухшие от рева глаза. Мать подхватила ее на руки.
– Вот и все, моя хорошая! Какая ты у меня молодец! Просто героиня! Теперь все хорошо, правда?
– Хо-ло-со, – серьезно проговорила Марисса.
Она смотрела на меня из-за плеча матери и вдруг протянула ручку. Я осторожно пожал ее крохотные пальчики. Что-то странное творилось со мной в эти мгновения: как будто оживал давным-давно заглохший мотор.
– Теперь с ней все будет в порядке, – обратился я к Абигейл, неохотно выпуская ручку Мариссы.
– Спасибо вам, доктор Хэмилтон, – сказала Абигейл. – Вы нам очень помогли!
Улыбка ее была ярче солнца.
В тот солнечный день я влюбился в них обеих разом. Любовь с первого взгляда, без всякого разумного объяснения. Абигейл с дочерью я видел в первый раз, не знал о них ровно ничего, но страшно не хотел, чтобы они уходили.
По счастью, мы встретились снова, и очень скоро.
Неделю спустя я столкнулся с Абигейл в продуктовом магазине. Оба мы покупали свежую кукурузу от местных фермеров. Марисса сидела в тележке и весело болтала ногами.
– Привет, Марисса! – сказал я. – Помнишь меня?
– Это доктор Хэмилтон, – подсказала Абигейл. – На прошлой неделе, когда у тебя болело ушко, он тебя вылечил, помнишь?
– Как поживаешь? – спросил я.
– Хо-ло-со! – улыбаясь во весь рот, ответила Марисса.
Я похвалил ее платьице и ярко-красные туфельки.
– А как поживаете вы, доктор Хэмилтон? – спросила Абигейл. Мы стояли бок о бок с зелеными початками в руках, рассматривая золотистые зерна и стараясь определить их зрелость.
– Все хорошо, спасибо.
– Больше пауки в ушах у пациентов не попадались?
– Пока нет, – рассмеявшись, ответил я. – Хотя наверняка Мариссин будет не последний!
Абигейл положила початок в сумку и, наклонившись ко мне, проговорила вполголоса:
– Главное, чтобы она теперь не начала бояться пауков. Вдруг у нее разовьется арахнофобия?
– По-моему, беспокоиться не стоит, – ответил я. – Она, похоже, храбрая малышка. Скорее всего, уже все забыла.
– Зато я не забыла, – вздрогнула Абигейл. – Откровенно говоря, меня эта история страшно напугала. Слава богу, я не знала, что у нее в ухе паук, – иначе вам пришлось бы приводить в чувство и меня!
Я рассмеялся.
– Вашей дочке очень повезло с матерью.
Несколько секунд Абигейл молчала: полуотвернувшись от меня, она выбирала в корзине еще один початок.
– Спасибо, – ответила она наконец. – Спасибо за ваши слова. Знаете, год у меня выдался нелегкий.
В магазин я пришел всего за тремя кукурузными початками – я ведь ужинал в одиночестве; но сейчас в моей тележке лежало уже шесть, и останавливаться я не собирался.
– Ваш муж… – осторожно начал я.
Она кивнула:
– Он был чудесным человеком. И замечательным отцом. Никогда не думала, что мне придется стать матерью-одиночкой.
– Соболезную… А родственники помогают?
– Слава богу, да. Глэдис, моя свекровь – просто добрая фея. Не знаю, что бы мы без нее делали! После смерти Гордона она переехала к нам, так что я теперь могу работать и не отправлять Мариссу в ясли.
– Рад слышать. А где вы работаете?
– Преподаю в старшей школе.
– Что, если не секрет?
– Английский язык и литературу.
– Где вы учились? – продолжал я свои расспросы. Вдруг мы с ней окончили один колледж?
– В Айдахо, – ответила она. – Я оттуда родом, и у меня двойное гражданство. А Гордон был коренным канадцем. Хотите верьте, хотите нет, но познакомились мы на весенних каникулах во Флориде. Знаю, звучит так… стереотипно. Долго переписывались и перезванивались, затем поженились и решили поселиться здесь. Я полюбила Канаду, особенно Новую Шотландию. Все здесь такое уютное, домашнее. На перекрестках водители останавливаются и пропускают пешеходов – дома у нас такого не встретишь!
