Письма… Жанна подавила последние сомнения и дернула за ленточку, которой была перевязана пухлая пачка.
Выпала открытка. Похоже на Крым.
«Как здесь красиво, — прочла она, — но разве может мне все это нравиться, когда тебя нет рядом. До тебя еще три недели. Матвей».
Она стала читать письма. Там было много нежных слов. Они говорили о любви…
«Скоро мы начнем нашу с тобой жизнь. Ты и я. И наши дети. У нас будет много, много детишек. Похожих на тебя. Прости, но я не могу пока рассказать о нас моим родителям. Отец еще, может, и ничего, но мать…
Скоро я вернусь в Москву. Наверное, я мало на что гожусь, потому что слабак и неудачник. Но я люблю тебя, Аня. Только с тобой я счастлив».
Жанна отложила последнее письмо. Еще раз взглянула на шкатулку. Открыть или не открыть? Понятно, это для Нади. И понятно, что прежде, чем принимать решение, Жанна должна узнать все. Она взяла в руки шкатулку.
Широкое золотое кольцо, цепочка с медальоном, на котором было выгравировано «Матвей и Аня».
Туда же была вложена карточка.
«Девочка моя, вот ты и остаешься одна. Совсем одна. Я ухожу. Ты должна знать, что где-то на свете живет твой отец, Матвей Ковалев. Он ничего не знал о твоем рождении. Не смог узнать. Его родители, его мать не хотели, чтобы мы были вместе. Он не сумел противиться этому. Они сделали все, чтобы нас разлучить. Я не виню его. Он был хорошим человеком. Только слабым. Наверное, не его вина, что он не смог сохранить то, что было между нами. Во всяком случае, я его простила. Если сможешь, прости и ты. Разыщи его. Он был лучшим человеком, которого я встречала в жизни. Прости нас. Будь счастлива, радость моя».
Жанна не могла прийти в себя.
Неужели? Неужели Аня ничего не знала? Неужели она все годы думала, что ее любимый, ее Матвей спокойно живет на этом свете где-то вдали от нее? Так не бывает.
Жанна стала складывать все назад, в сумку. И тут наткнулась еще на один конверт. Он был адресован Матвею Ковалеву, во Владимир. Адрес был перечеркнут, и на конверте стоял штемпель «Адресат выбыл. Вернуть отправителю». Отправителем была Анна Морозова.
Выбыл. Письмо, написанное умершему человеку. Жанна не стала его открывать. Это нужно передать отцу Матвея. Он или его жена отослали письмо обратно, как будто это был просто мусор.
«Он не имеет права на ребенка, — подумала Жанна. — Он не заслужил этого, раз так поступил с Аней. С Надей. Со своим собственным сыном»
Глава 12Ольга Рукавишникова подошла к постели. Михаил Васильевич лежал неподвижно. Она взяла его руку, нащупала пульс.
Затем быстро спустилась вниз по лестнице.
— Иван, поднимись к нему! — выкрикнула она.
Иван от неожиданности выронил газету.
— Что с ним, Оля? — спросил он.
— Не знаю. Но мне он совсем не понравился. Пульс слабый. Больной, усталый человек.
— Острая сердечная недостаточность. Вчерашняя история потрясла его основательно, — сказал Иван, осмотрев гостя и набирая в шприц лекарство. — Пусть отлежится у нас денек-другой. Надеюсь, все обойдется. Дай ему крепкого бульона, когда он проснется.
Оля заглянула к своей старшей. Наташа, как всегда, сидела перед монитором.
— Ната, я в мастерскую. Михаил Васильевич на твоем попечении. Если что — позовешь.
Мила помогала матери ставить высохшие глиняные фигурки на обжиг и, не переставая, задавала вопросы. История с Надей, с Михаилом Васильевичем не давала ей покоя.
— Какой бедный старенький дедушка, — говорила она. — Почему он так не нравится своему сыну?
Мила была уверена, что Михаил Васильевич — отец Матвея, ведь она слышала, что и его фамилия Ковалев. Ольга не стала ее разуверять, а просто сказала:
— Иногда люди не понимают друг друга из-за незначительных мелочей, Мила. Но ведь ты хорошо ладишь с Надей. Ты можешь ей как-нибудь сказать, что к дедушке можно бы относиться получше.
— С Надей все не так просто, — ответила Мила. — Она хорошо ведет себя, когда ее любят. Она сказала мне, что раньше ее никто по-настоящему не любил.
— Наверное, ее все же любила мама. Но это было давно. У Нади нет родителей, Мила. Они умерли, — сказала Ольга.
— Это точно? Откуда ты знаешь? Разве они не бросили ее?
— С чего ты взяла?
— Костик говорил. Его папа — таксист. Одна женщина посадила Надю к нему в машину и сказала, что она должна ехать к отцу. Тут есть о чем подумать.
— Не думай об этом. Костик сказал, его папа сказал… Надиных родителей нет. Есть дедушка. И поверь, было бы здорово, если бы ты смогла объяснить Наде, что он очень нуждается пусть не в любви, но хотя бы в добре и ласке.
* * *
Когда Михаил Васильевич проснулся, то обнаружил у своей постели Рукавишникова-младшего. Он пришел с тренировки, и Наташа велела ему присматривать за больным.
— Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? Хорошо? — спросил Кир.
— В мои годы вряд ли можно найти человека, который бы действительно хорошо себя чувствовал. Ведь мне семьдесят. Скажем так, мне стало получше. Устраивает, молодой человек?
Михаил Васильевич натянул одеяло до подбородка.
— Теперь вы пойдете на поправку, — уверенно сказал Кирилл. — Папа любого вылечит, а мама выходит.
— У тебя добрая мама.
Кир согласно кивнул.
— Я знаю. А вы знаете, как из шишек делать кораблик?
— Из шишек?
— Берутся четыре сосновые шишки, коробка спичек и пластилин. Пластилина не должно быть слишком много, иначе корабль потонет. Ну, еще хорошо бы найти что-то для паруса…
Охваченный своими мыслями, Михаил Васильевич почти не слушал детскую болтовню. Потом, взглянув на мальчика, спросил:
— Вас ведь у мамы трое?
— Да. Наташка, Мила и я. А вам хотелось бы иметь много внуков?
— Очень, — ответил он, и в его голосе послышалась грусть.
Пришла Ольга с бульоном.
— Кир вас развлекает? — спросила она с улыбкой.
— О да! Мы тут беседовали про кораблики. Мне очень неловко, что из-за меня вы так хлопочете, — сказал Михаил Васильевич. — Ведь я вам совершенно чужой человек.
— Мы любим гостей. Не морочьте себе голову, лучше побыстрее поправляйтесь. Ешьте, ешьте. А ты, Кир, садись за уроки. — Ольга подтолкнула сына к выходу.
Поев, Михаил Васильевич снова заснул, и Ольга, забрав посуду, спустилась вниз.
* * *
Мила собиралась с Шелби на прогулку, когда пришел Георгий Владимирович.
— Как дела у Нади? — спросила она.
