Но все познается в сравнении. Настоящие, серьезные проблемы такого рода возникли год спустя, после блистательной премьеры «Тартюфа», когда справедливое разоблачение лживого и коварного святоши клерикалы объявили злобной клеветой на католическую Церковь и обвинили автора в богохульстве.
Богохульство… Какое отношение ко всему этому имеет Господь Бог? Ах, как им хочется идентифицировать себя с Ним! Чтобы быть выше, значительнее, неповторимее, быть выше критики, выше закона… А на каком основании? Разве тот священник, который, как сообщали СМИ в 2007 году, был уличен в растлении малолетних, не такой же преступник, как все прочие?
Архиепископ Парижский грозил отлучением от Церкви за любую попытку прочесть эту пьесу и тем более посмотреть ее на сцене, а один радикально настроенный кюре предлагал даже сжечь автора на костре.
В конце концов «Тартюф» был запрещен.
Большой скандал вызвал и «Дон Жуан», поставленный в следующем году. На этот раз автора пьесы обвинили в нигилизме по отношению к нормам общественной морали.
Неудача постигла «Мизантропа», новую пьесу Мольера, где он пытается подвергнуть беспристрастному анализу нравственные стереотипы, но репутацию драматурга спасла легкая искрометная комедия «Лекарь поневоле».
Далее увидели свет рампы «Амфитрион», «Жорж Данден» и «Скупой».
1670 год был ознаменован серией произведений синтетического жанра — «комедий-балетов», имевших шумный успех: «Блистательные любовники», «Господин де Пурсоньяк» и «Мещанин во дворянстве», куда король приказал ввести сцены с пародийным турецким балетом, дабы поставить на место турецкого посланника, не выказавшего должного восхищения великолепием французского двора.
В следующем году были поставлены «Психея», «Плутни Скапена» и «Ученые женщины».
К началу 1673 года был готов к премьерному показу «Мнимый больной», как обычно, с Мольером в главной роли. В то время Мольер был тяжело болен, видимо, туберкулезом, судя по тому, что при кашле его платок окрашивался кровью.
17 февраля должен был состояться уже четвертый спектакль по этой пьесе.
Под вечер в дом к Мольеру, страдавшему жестокими приступами кашля, пришли просить пристанища странствующие монахини.
Актер Барон, пришедший следом за монахинями, ужаснулся, увидев состояние Мольера, и предложил отменить спектакль, но Мольер решительно отказался, заявив, что не собирается лишать своих подчиненных их дневного заработка, а публику — удовольствия.
И вот открылся занавес в театре Пале-Рояля, и зал наполнился чарующей атмосферой, которую придумал и воссоздал человек, играющий в ней самую трудную, особенно в тот вечер, роль…
Доктора и аптекари с клистирами в руках танцуют вокруг него, а он, превозмогая боль, громко произносит слова нелепейшей клятвы, вызывающей хохот и аплодисменты в зрительном зале, где никто не догадывался о том, что присутствует при самой подлинной агонии…
После окончания спектакля Мольера отнесли домой. Монахини, как могли, пытались облегчить его состояние, но их усилия были тщетны. К Мольеру не пришел ни один из приглашенных врачей и ни один из приглашенных священников. У него хлынула кровь горлом.
Арманда с дочерью пришли, когда Мольера уже не стало.
Архиепископ Парижский строго запретил хоронить великого драматурга по христианскому обряду, и лишь решительное вмешательство Людовика XIV позволило прийти к компромиссу в этом вопросе. Было разрешено похоронить Мольера глубокой ночью на кладбище Святого Жозефа, в той его части, где хоронили самоубийц и некрещеных детей.
В день похорон под окнами дома Мольера собралась большая толпа, но отнюдь не затем, чтобы выразить скорбь по поводу смерти национального гения, а чтобы воспрепятствовать его погребению.
Вся история человечества самым убедительным образом свидетельствует о том, что порядочные люди никогда не собираются в толпы. А в тот вечер, когда толпа этой мрази пыталась штурмовать дом Мольера, Арманда бросала в окно деньги, чтобы хоть как-то ублажить…
Поздно ночью состоялись поспешные похороны. Среди тех, кто осмелился проводить Мольера в последний путь, были художник Пьер Миньяр, баснописец Жан де Лафонтен, поэты Вуало и Шапель.
После погребения священник местной церкви отметил, что 21 февраля 1673 года на кладбище Святого Жозефа был похоронен обойщик и королевский камердинер Жан-Батист Поклен…
…Дамы в будуаре продолжали обсуждать детали портрета своей, и при этом самой, пожалуй, яркой из эпох истории человеческой цивилизации, а я в это время пытался взглянуть на нее с расстояния XXI столетия, стремясь выделить наиболее характерное из ее слепящего блеска.
Эпоха жадного познания законов природы, причем исключительно через эмпирический опыт, а не через слепую веру или столь же слепое безверие.
Эпоха, основным принципом которой был рационализм.
Не оголтелый прагматизм торгашей иных эпох, а именно рационализм, в основе которого лежат осмысление и трезвая оценка любых явлений окружающего мира, без разделения их на доступные анализу и запретные для такового.
Мир как лаборатория, мир как мастерская.
И мастерская ремесленника, и мастерская художника.
Министр финансов Кольбер, сменивший опального Фуке на этом посту, человек напрочь лишенный того, что называется романтизмом, вместе с тем не делал различий между искусством и промышленностью, справедливо полагая, что эти две сферы бытия должны взаимно дополнять друг друга и являются частями одного общественного организма.
В искусстве той эпохи четко просматривались два основных стиля, определившие ее неповторимый образ: барокко и классицизм.
Барокко (barocco — вычурный) традиционно характеризуют замысловатость линий, пышная орнаментация, парадность, обилие украшений и повышенная эмоциональность. Барокко стало основным символом эпохи Людовика XIV.
Барочный стиль предполагает динамичные овалы, спирали, искривленные линии. Именно он породил такое понятие, как гнутая мебель.
Тогда, в ту эпоху, возникла техника деревянной мозаики, инкрустации, названной интарсией. Детали мебели покрывались позолотой или накладками из позолоченной бронзы. Много внимания уделялось резьбе. Барочная мебель, как правило, украшена мастерски вырезанными из орехового дерева завитками, листьями, виноградными гроздьями, охотничьими и военными трофеями. Кресла, стулья и диваны имеют высокие спинки с полукруглым верхом, заметно возвышающимся над головой сидящего. Диваны представляют собой имитацию соединения трех стоящих друг возле друга кресел.
Такой диван стоит в гостиной квартиры тетушки Катрин. На нем бесчисленное количество раз меняли обивку, но я помню еще с раннего детства шершавый, как наждак, гобелен, который, вероятно, был подлинной, как говорится, «родной» обивкой этого дивана. Хотя… вряд ли…
Особый интерес представляют письменные столы эпохи барокко. Как-то я видел такой стол на Les Puces de Saint-Ouen, с изогнутыми, суживающимися книзу ножками, с тремя ящиками под замысловато очерченной столешницей с бронзовыми нашлепками и зеленой кожей, наклеенной по центру. За таким столом следует писать исключительно шедевры, иначе… Нет, лучше не испытывать судьбу.
