V. Майя и Десмонд
1. НАЙТИ ЕГО
После того как Майя увидела то странное лицо сквозь бутылку в теплице «Ареса», она не могла перестать о нем думать. Она была не из робких, но это ее пугало. Ведь лицо принадлежало незнакомцу – не кому-то из сотни. И он летел с ними на корабле.
А потом она рассказала об этом Джону, и он ей поверил. Он поверил, и она решила выследить незнакомца.
Майя начала заново открывать планы корабля и изучать их так тщательно, будто не делала этого раньше. С удивлением она обнаружила, сколько отсеков в нем было и как велик был их общий объем. Она знала их расположение так, как знают гостиницу, корабль, самолет или чей-нибудь дом – то есть могла пройти куда-либо, руководствуясь заученной схемой, которую вызывала в уме вполне себе четко, но остальное казалось таким смутным, словно она и не думала об этом, а если и думала, то представляла как-то неверно.
И все же мест, где можно было жить, на корабле имелось предостаточно. Осевые цилиндры, впрочем, к ним по большей части не относились – в отличие от восьми торусов. Но в последних также было интенсивное движение, поэтому прятаться в них казалось затруднительным.
Она видела его в теплице. Поэтому ей представлялось возможным и даже вероятным, что у него были товарищи из числа работавшей здесь команды, которые помогали ему скрываться. А в безбилетника-одиночку, о котором не знал бы никто на корабле, поверить было трудно.
Поэтому она начала с теплицы.
Каждый торус имел восьмиугольную форму и складывался из восьми топливных резервуаров от американских шаттлов, выведенных на орбиту и состыкованных друг с другом. Еще больше связанных резервуаров образовывали длинную ось, которая проходила сквозь центры этих восьмиугольников, а те, в свою очередь, соединялись с центральной осью узкими переходными трубами. Сам корабль на своем пути к Марсу вращался вокруг длинной оси на скорости, при которой возникала центробежная сила, эквивалентная марсианской гравитации, – по крайней мере, для тех, кто находился на ярусах рядом с наружной частью торусов. Кориолисовы силы приводили к тому, что, если идти против вращения корабля, создавалось ощущение, что вас немного клонит вперед. И наоборот: если идти в ином направлении, эффект уже не так заметен. И чтобы не отрываться от действительности, нужно было идти вперед.
Теплица занимала торус F, где без конца тянулись ярко освещенные ряды овощей и злаков. Над потолками и под полами хранились запасы продовольствия. Мест, чтобы спрятаться, хватало, и особенно хорошо это чувствовал тот, кто пытался кого-то здесь найти. А еще сложнее было тому, кто делал это как бы втайне – как Майя. Она выходила на поиски по ночам, когда все засыпали. Несмотря на то, что они находились в космосе, люди до сих пор, как ни странно, придерживались дневного образа жизни. Точно, как по часам, – и это в самом деле достигалось лишь благодаря часам, а именно биологическим, и показывало, насколько животной все еще оставалась их природа. Но и вместе с тем это давало Майе возможность заниматься поисками.
Начала она с того отсека, где заметила незнакомое лицо, но прежде убедилась, что никто не видит ее. То есть стала своего рода пособницей безбилетника. Она продвигалась по теплице, проходя ряд за рядом, склад за складом, резервуар за резервуаром. Но никого не видела. Затем переходила в следующий торус и повторяла ту же процедуру. Так миновали дни за днями, и маячивший впереди Марс уже вырос до размера монеты.
По мере продвижения она осознавала, насколько похожими были все эти отсеки, какое бы применение им ни находили. Летящие к Марсу жили в металлических резервуарах, каждый из которых походил на остальные, как разные годы на протяжении жизни. Или как жизнь в разных городах – одно помещение за другим, снова и снова. Изредка попадалось большое пузырьковое отделение – будто целое небо. Людская жизнь проходила в коробках. В бегстве от свободы.
Она обыскала все торусы, но так его и не нашла. Обыскала все осевые резервуары – результат тот же.
Он мог отсиживаться в чьей-нибудь комнате, многие из которых были закрыты, как в любой гостинице. Или мог быть в месте, куда она не заглядывала. А мог узнать, что она его ищет, и намеренно ее избегать.
И она начала заново.
Время истекало. Марс был уже размером с апельсин. Побитый и крапчатый апельсин. Вскоре им предстояло к нему приблизиться и начать аэродинамическое торможение, чтобы выйти на орбиту.
За ней будто бы кто-то наблюдал. Такое ощущение было у нее всегда – словно она проживала свою жизнь на невидимой сцене, играя для невидимой публики, которая с интересом следила за развитием сюжета и оценивала ее игру. И эти бесконечные мысли не могли ведь возникать сами по себе, верно?
Но сейчас это чувство казалось еще более ощутимым. Последние дни полета выдавались у Майи насыщенными – она готовилась к прибытию, ускользая ото всех, чтобы заниматься любовью с Джоном, уклоняясь от Фрэнка, чтобы не заниматься тем же и с ним. И все это время за ней кто-то наблюдал. Где бы она ни находилась, она словно была внутри резервуара, наполненного различными предметами, и приучила себя видеть то, что внутри, на фоне самого резервуара, выявляя несоответствия вроде ложных стен и перекрытий, – и кое-что в самом деле замечала. Изредка натыкалась. Но никогда не видела того, кто за ней следил.
Однажды ночью, выйдя из комнаты Джона, она почувствовала, что осталась одна. Тут же отправилась в теплицы, поднялась от их потолка к осевым резервуарам. Между потолком и низкой кривой, образованной внутренней стенкой резервуара, располагалась камера хранения, задняя стена которой находилась подозрительно близко. Майя заметила это однажды утром за завтраком, не придав поначалу особого значения. Но сейчас, отодвинув ящики от этой ложной стены, поняла, что вся стена на самом деле служила дверью и имела даже ручку.
Но оказалась заперта.
Она отошла, задумавшись, а потом трижды легонько постучала.
– Роко? – донесся изнутри хриплый голос.
Майя ничего не ответила. Ее сердце бешено колотилось. Ручка повернулась, и она, рванув ее на себя, схватила тонкое темное запястье. Потом отпустила дверь и крепко ухватилась второй рукой за предплечье, а в следующее мгновение ее саму потащили в маленькую каморку.
– Стой! – крикнула она и, когда мужчина попытался сбежать, проскользнув под ее рукой, бросилась на него всем телом, крепко приложившись к ящикам, но запястья не выпустила. Ей удалось сесть на незнакомца, как если бы она пыталась приструнить разбушевавшегося ребенка.
– Стой! Я знаю, что ты здесь живешь!
Он перестал вырываться.
Они оба чуть подвинулись, приняв более удобное положение, и она ослабила хватку на предплечье противника, но не отпустила совсем, чтобы тот вдруг не сбежал. Это был низенький и жилистый темнокожий мужчина с узким, то ли перекошенным, то ли просто асимметричным лицом и большими карими глазами, испуганными, как у оленя. И если запястья у него были тонкими, то мышцы предплечья на ощупь выявились твердыми, как камни. Она чувствовала, как он дрожал в ее хватке. Когда она вспоминала их первую встречу спустя годы, то оказалось, что именно эта дрожь, будто дрожал испуганный олененок, сильнее всего врезалась ей в память.
