Громадная машина пересекла дальний склон речной долины. Высокие деревья скрыли вертолет. Потом стих и шум винтов…
Как только это произошло, над скалой, где стоял Дэвид, взлетел одинокий ворон, потом еще один, еще…
Птицы летели беззвучно, ведомые собственным назначением.
Катсук открыл глаза, чтобы увидеть последних. Звук вертолета уже совершенно затих. Индеец поглядел на мальчика.
– Ты даже не пробовал привлечь их внимание. Почему? Я не собирался мешать тебе.
Дэвид глянул мельком на нож, висящий на поясе у Катсука.
– Ты мог бы мне помешать.
– Я и не собирался.
Дэвид чувствовал ударение на этих словах, заключенную в них правду. Реакцией мальчика стало горькое разочарование. Хотелось куда-то бежать и плакать.
– Это Ворон укрыл нас, – заявил Катсук.
Дэвид подумал о летающих над головой птицах. Они появились, когда вертолет уже улетел. Хотя в этом и не было никакого смысла, мальчик чувствовал – полет птиц был сигналом. У него появилось жуткое впечатление, будто птицы каким-то таинственным образом разговаривали с Катсуком.
– Пока Ворон защищает нас, я тебя не убью. Но вот без его покровительства…
Дэвид отвернулся. Глаза горели от слез. «Ведь я мог прыгать и размахивать руками, а я даже и не пытался!»
– А теперь мы идем.
Даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, идет ли мальчик за ним, Катсук пересек открытое пространство и скрылся под сводами деревьев. В юго-западном ветре он чувствовал влагу. Вечером может быть дождь.
13
В границах своей плоти вы, белые, действуете так, будто вера ваша фрагментарна. Вы впадаете в себялюбие и насилие. Вы не поддерживаете своих детей, хотя не любите, когда не поддерживают вас самих. Вы плачете о свободе, в то время, как рациональная жизнь ограничивает пределы вашего самообмана. Вы существуете в постоянном напряжении, боясь тирании, и, одновременно, желая стать жертвой. Вы постоянно хитрите и притворяетесь, говоря, будто готовы рискнуть всем, чтобы у каждого была равная доля счастья. Но рискуете вы ничем, кроме слов.
Из статьи Чарлза Хобухета в газете Университета штата Вашингтон
Дэвид ощупывал лежащие в кармане два камушка – по одному на каждый день. Уже вторые сутки с этим сумасшедшим. Всю ночь они дремали и спали под скальным выступом, укрывшим их от дождя. Катсук раздумал разводить костер, зато он пошел в лес и вернулся с едой: какой-то серой и мягкой массой в коробе из древесной коры. Дэвид с жадностью набросился на еду, чувствуя кисло-сладкий привкус. Катсук объяснил, что это были корни лилий, смешанные с личинками и сладкими красными муравьями.
Заметив на лице мальчика отвращение, Катсук расхохотался и сказал:
– Не будешь есть – сдохнешь. Это хорошая еда. В ней есть все, что тебе нужно.
Этот смех заглушил все возможные замечания Дэвида гораздо эффективней, чем все его контраргументы. Мальчик еще раз поел, когда над деревьями занимался рассвет.
В то утро он два часа шел за Катсуком, пока одежда не просохла полностью.
Сейчас вокруг них росли только тсуги. На стволах некоторых деревьев были вырезаны древние знаки в виде смолисто-черных колец. Катсук сразу же узнал их и объяснил, что они отмечают путь, которым шли его предки. Мхи и папоротники разрослись под деревьями в своем царстве и совершенно закрыли тропу, но Катсук сказал, что это и был главный путь.
Небо потемнело. Дэвид размышлял, пойдет ли снова дождь.
Подняв голову вверх, Катсук изучал окружение, потом повернулся, следя за мальчиком, пробиравшимся далеко сзади через валявшиеся на земле замшелые стволы деревьев и заросли папоротников.
Катсук внимательно изучал лежащий перед ними спуск. Древняя лосиная тропа, когда-то давно ведущая и его племя, спускалась куда-то вниз. Он мог пойти туда же, как в прошлом пошли его дикие собратья.
Мальчик подошел к индейцу и остановился, тяжело дыша.
– Держись поближе ко мне, – сказал ему Катсук.
Он еще раз огляделся, обойдя поросший мхом ствол дерева, отметив, что под ним висит тонкая паутинка. С нижних сучьев свисали бороды мха – будто вывешенная для просушки зеленая шерсть. Свет, и яркий и приглушенный одновременно, так как солнце было закрыто тучами, размыл окружающие их цвета, и они наполнили весь мир изумрудным сиянием. В какой-то миг солнце пробилось сквозь облака и послало ярчайший луч, пронзивший весь лес от от вершин деревьев до самой земли.
Катсук прошел через столб света и пригнулся под мрачными нижними ветвями дерева. Ему было слышно, как позади него ветки цепляют, бьют и царапают мальчика.
В темном проходе Катсук остановился, протянул руку и остановил Дэвида. Сейчас тропа шла прямо перед ними, в паре футов, отделенная крутой насыпью. Она сворачивала влево. На влажной почве отпечатались следы ботинок…
Дэвиду была видна напряженность Катсука, который прислушивался к звукам, которые издавали путешественники впереди. Следы выглядели совершенно свежими. По тропе скатывалась влага, но следов совершенно еще не сгладила.
Катсук повернулся, поглядел на мальчика и указал рукой в направлении, откуда они шли.
Дэвид непонимающе покачал головой.
– Что такое?
Катсук поглядел на холм, с которого они спустились, и сказал:
– Мы проходили мимо большого дерева. Возвращайся туда и спрячься под ним. Если я увижу или услышу хоть малейший знак твоего присутствия, убью.
Дэвид повернулся и начал подыматься к дереву.
Это был кедр, нижние сучья которого поросли мхом, зато живые ветви рвались в небо по всей длине ствола. Катсук показывал на другое – поваленное дерево, называя его деревом-кормилицей. Его ветви скоро станут самостоятельными деревьями. Дэвид полез через этот наклонившийся ствол.
Добравшись до места, он опустился на колени, пытаясь пробить взглядом полумрак. Его глаза выискивали цветные пятна, движение. Сидя тихо-тихо, он слышал лишь как повсюду капает вода. Ему передалось царящее здесь уныние. К тому же мальчик натер ноги, джинсы промокли чуть ли не до пояса. А еще было очень холодно.
Катсук спустился к тропе и свернул налево, куда вели следы. Он скользил, пригнувшись к земле – коричневая кожа и белая набедренная повязка приковывали взгляд мальчика.
Тропа повернула направо, Катсук вместе с нею. Теперь Дэвид мог видеть только его плечи и голову.
Внезапно, далеко внизу, у подножия холма Дэвид увидал цветные движущиеся пятна – группу путешественников. Казалось, что даже звуки стали лучше проходить в воздухе, но не артикулированные слова, которые можно было узнать, а только смех и гомон.
