— Да это чистое безумие! Бедным нужно помочь, но не ценой же собственной жизни! — возмущались одни члены братства.
— Святой Рох, не колеблясь, подвергал себя опасности, чтобы спасти ближнего! Именно поэтому он причислен к лику святых, именно поэтому он сидит теперь одесную Господа! — возражали другие.
Очень скоро разговор пошел на повышенных тонах, члены братства решительно противостояли друг другу. Образовались группировки. Одни хотели довести заповедь милосердия до самопожертвования, другие, страшась недуга, предпочитали, чтобы больные находились подальше от стен дворца.
— Успокойтесь, я готов всех вас примирить: мы можем проявлять милосердие, не рискуя заразиться.
Этот голос перекрыл все другие. Воцарилось глубокое молчание. Взгляды устремились на говорившего — молодого человека, уже несколько лет состоявшего членом братства. Как можно быть уверенным, что не заразишься? Да он помешался! Разве он не знает, что такое чума? Все хотели услышать объяснения. Молодой человек указал своим присутствующим на костюм, который держал в руках.
— Вот, мне спешно изготовили одежду по эскизам французского медика Шарля де Лорма, она предназначена для того, чтобы ухаживать за больными чумой, не подвергаясь опасности заразиться.
Молодой человек показал странную маску, белого цвета, с длинным клювом, очень напоминающим птичий.
— Не смейтесь, в этот клюв закладываются травы с эфирными маслами, человек дышит через маску и таким образом избегает контакта с зараженным воздухом.
Потом он продемонстрировал другие детали костюма.
— Вот перчатки и длинная льняная туника, пропитанная воском, наконец, палка, которой можно брать одежду больных.
Демонстрация костюма успокоила не всех. Выглядело, конечно, убедительно, однако страх подхватить заразу был очень силен. Когда обсуждение уже подходило к концу, решили посовещаться, не поставить ли вопрос на голосование.
Пятеро членов братства отошли в сторону и, образовав кружок, стали перешептываться.
— Сегодня чума угрожает Венеции и нам самим, но это еще не самая большая беда, куда опасней следствие, которое ведет тайная полиция дожа, — сказал один из совещавшихся.
— Правильно, — все так же шепотом подхватил другой. — Вот уже более трех веков мы храним тайну, кое-кто из наших отцов и братьев жизнь отдали за нее, и чума не заставит нас ослабить бдительность. Сегодня мы должны защитить себя от этого проклятого Франческо Ристы. Если он не оставит нас в покое, он в конце концов отыщет хартию. Чума хоть и враг наш, но она поможет нам сберечь наше сокровище. Члены братства пока еще колеблются, отдать ли им Скуолу для помощи больным; мы должны употребить все наше влияние и убедить их проголосовать за это решение. Мы устроим приют для больных чумой в Зале Альберго, и, пока свирепствует эпидемия, ни один шпион близко не подойдет к этому помещению, а мы займемся врагами ордена.
Большинством голосов члены братства решили открыть двери Скуолы Сан-Рокко для приюта. Койки будут расставлены в Зале Альберго и за больными будет налажен тщательный уход.
От кого: Alessandro Baldi
Кому: [email protected]
Тема: Исчезновение записи
Дорогой профессор,
Я только что вернулся из Скуолы Сан-Рокко. Хранительница, всегда со мной очень любезная, и в этот раз позволила мне остаться одному в Зале Альберго. Музейного смотрителя не было: он уехал из Венеции по личным делам — я, стало быть, продолжил работу в обстановке полной секретности. К несчастью своему, когда я вновь просветил полотно «Святой Рох во Славе», я вдруг обнаружил, что текст, написанный золотой нитью, исчез: все нити были выдернуты. Делалось это, по-видимому, в спешке, картина во многих местах повреждена. Как сказала мне хранительница, произведение подлежит реставрации, после которой оно обретет свой первоначальный вид.
Однако записи, скрывавшиеся под красочным слоем, были для меня единственным следом, и теперь я не имею возможности пройти по нему до конца. А как дела у вас, профессор, каковы результаты ваших поисков? Подтвердилась ли ваша догадка? Если подтвердилась, сообщите мне как можно скорее, что это, по-вашему, за таинственное сокровище, из-за которого столько людей отправились на тот свет.
До очень скорого,
А. Б.
От кого: William Jeffers
Кому: [email protected]
Тема: Ухудшение состояния моего здоровья
Дорогой инспектор,
Мои поиски вновь привели меня к истощению. Два дня и две ночи, проведенные среди книг, отняли у меня последние силы. Сегодня утром мой лечащий врач, срочно вызванный мисс Харрис, предписал мне строжайший покой. Бедное мое сердце совсем ослабело, и в настоящий момент я не имею возможности продолжать с вами сотрудничать.
Тем не менее я буду признателен, если вы станете держать меня в курсе ваших последних находок, но больше не просите у меня помощи.
Сердечно ваш,
У. Дж.
17
Якопо Робусти шел в Скуолу по улицам, которые обезлюдели из-за опасности заражения и трупного запаха. Те, кто избежал заточения — во дворце или на самом верху своего жалкого жилища, — покинули город или же были отправлены в лазарет. Не много осталось таких, кто, как он, еще отваживался ходить по городу. Но Якопо, как никто другой, привязан к Венеции, даже если ее теперешний вид вызывал у него отвращение. Взять хотя бы канал Марин, вдоль которого он шел сегодня утром: в нем так много использованных повязок и старых тряпок, что дома уже не отражаются в его водах. Когда он ступил на площадь Сан-Джакомо-дель-Орио, ветер окутал его густым черным дымом — от костра, который власти приказали разжечь посреди площади. Солдаты, привлеченные на борьбу с чумой, сначала бросали в костер одежду, а потом, прямо из окон, и мебель тех семей, где никто не избежал страшного недуга. Закончив свою работу, они торопились протереть руки уксусом — пузырек висел у каждого на поясе. Якопо ускорил шаг. Выйдя на улицу Форно, он старался держаться середины мостовой и часто смотрел наверх, чтобы на него, чего доброго, не упало постельное белье, которое жильцы выбрасывали из окон, как только лежавший на нем человек испускал дух. Когда же Якопо опускал глаза, то видел кресты на дверях, нарисованные углем, — это означало, что из этого дома надо убрать трупы. Теперь на улочках были слышны звуки его шагов, смолкавшие, если дорогу ему перебегала испуганная крыса. Суета возле лавок и мастерских, крики торговцев, разговоры идущих парами прохожих — все стало далеким приятным воспоминанием. Время от времени тишину города нарушали стоны больных, доносящиеся из окон, или похоронный звон церковных колоколов.
Полотно, над которым он работал, было отражением того горя и тех страданий, которые он ежедневно видел вокруг себя. На переднем плане его «Медного змия» — нагромождение умирающих и умерших. Его кисть, пробегая по фигурам тех, кто еще жив, придавала им легкие бежевые тона — они словно связывали с этим миром, но чаще кисть, будто ангел смерти, скользя от одного тела к другому, оставляла бледно-голубые мазки — знаки того, что уже сделан последний вздох.
