Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Если миссионеры преуспели в физическом спасении населения Понпеи (оно не было почти полностью уничтожено, как население Типи, описанное Мелвиллом), то спасение это было куплено за высокую духовную цену. Торговцы и бродяги-авантюристы рассматривали Понпеи как богатую добычу, как место бессовестного грабежа и эксплуатации; миссионеры же видели в Понпеи остров, населенный языческими душами, жаждавшими обращения к Христу. К 1880 году на Понпеи было четырнадцать церквей, распространявших чуждые мораль и верования среди сотен новообращенных, включая нескольких местных вождей. Миссионеры были посланы также на Пингелап и Мвоакил. Тем не менее, как мараны в Испании, местные жители приняли новую веру только внешне, а под покровом этого почти поголовного обращения продолжали придерживаться старых обычаев и ритуалов.
Пока прибрежные бродяги и миссионеры яростно сражались друг с другом, немцы не спеша строили на Каролинских островах свою империю, основанную главным образом на торговле мякотью кокосовых орехов – копрой. В 1885 году Германия заявила о своих притязаниях на Понпеи и все Каролинские острова. Эти притязания были немедленно оспорены Испанией. После того как папский арбитраж присудил Каролины Испании, немцы убрались восвояси, и наступил короткий период испанской гегемонии. Господство испанцев было встречено недовольством населения. Начались бунты, которые всякий раз жестоко подавлялись. Испанские колонисты укрепили Месениенг (назвав его Ла-Колония) и возвели вокруг него высокую каменную стену, которая к 1890 году почти полностью окружила город. Часть стены сохранилась до наших дней, хотя в основном она была разрушена последующими колонистами и бомбардировками союзной авиации в 1944 году. Фрагменты стены и старинная католическая церковь дают некоторое представление о том, как Колония выглядела сто лет назад.
Испанское правление закончилось с поражением Испании в войне с США, и вся Микронезия была продана Германии за четыре миллиона долларов (за исключением Гуама, который остался в руках американцев). Исполнившись решимости превратить Понпеи в прибыльную колонию, немцы запустили обширные сельскохозяйственные проекты, очистив весь остров от прежней растительности под посадки кокосовых пальм. На плантациях немцы использовали принудительный труд, заставляя туземцев, помимо всего прочего, строить дороги и привлекая их к общественным работам. Немецкая администрация обосновалась в городе, который отныне назывался просто Колония.
Предел терпению островитян наступил в 1910 году, когда на острове началось восстание: население Сокехса убило тирана – местного немецкого правителя, его заместителя и нескольких надсмотрщиков. Репрессии не заставили себя ждать: у всего населения Сокехса конфисковали землю, многие жители были убиты или выселены на другие острова, а молодых мужчин отправили на каторгу на фосфорные прииски Науру, откуда через десять лет вернулись немногие – сломленными и нищими. Мы с тяжелым чувством смотрели на Сокехскую скалу, огромный камень, высящийся на северо-западе города и видимый из любой его точки. Скала стала символом жестокого немецкого владычества и безнадежных восстаний. Братские могилы их участников, по словам островитян, находились недалеко от города.
Как ни странно, мы нашли очень мало следов японской оккупации, хотя именно японцы произвели больше всего изменений в Колонии. В этом унылом, сонном и увядшем городке трудно было узнать цветущее место, каким был город в тридцатые годы, во время японской оккупации. Население его увеличилось за счет приезда десяти тысяч японских иммигрантов, появились процветавшие деловые и культурные центры, развивались торговля и индустрия развлечений (я читал, что в городе тогда было двадцать ресторанов, пятнадцать аптек с японскими лекарствами и девять борделей). Понпейцы, правда, имели весьма косвенное отношение к этому процветанию; на острове царила строжайшая сегрегация, а контакты между понпейскими мужчинами и японскими женщинами были и вовсе запрещены.
Последствия оккупации, профанации местных святынь, обращений и эксплуатации сказались не только на городе, но и на отношении к себе живущих здесь людей. В сотне миль отсюда, на островах Яп, есть еще один город под названием Колония – вообще по всей Микронезии насчитываются десятки городов с таким названием. Один пожилой местный житель однажды сказал Э. Дж. Кану: «Знаете, когда-то нас приучали быть испанцами, потом – немцами, потом мы учились быть японцами, а теперь нас учат быть американцами. Интересно, на кого нам придется учиться в очередной раз?»
На следующий день мы отправились на экскурсию в джунгли с другом Грега, ботаником Биллом Рэйнором, который взял с собой двух понпейцев – Хоакина, знахаря, досконально изучившего местную флору и ее применение в традиционной медицине, и Валентайна, человека, знакомого с географией острова и знающего, где произрастают те или иные растения, их окружение и отношения с этим окружением. Оба – прирожденные натуралисты, и родись они на Западе, один непременно стал бы врачом, а второй – ботаником41. Однако здесь, на острове, их дар сформировался под влиянием иной традиции – более конкретной, менее теоретической, чем наша, и поэтому их знание тесно связано с телесной, ментальной и духовной сущностью их народа, с магией и мифами, ощущением неразрывного единства человека с его природным окружением.
Сам Билл прибыл на Понпеи как волонтер-иезуит, готовый обучать аборигенов сельскому хозяйству и умению сохранять флору. На остров Билл приехал с чувством собственного превосходства, сказал он мне, обусловленного надменностью западной науки. Но вскоре он с удивлением убедился в том, что местные знахари обладают огромными и систематизированными знаниями островных растений: они распознавали дюжины разнообразных экосистем – от болотистых мангровых зарослей и водорослей до карликовых лесов на вершинах гор. Каждое из растений острова, рассказал мне Билл, считалось значимым и священным, а большинство их использовалось как лекарственные. Поначалу Билл относился к этим знаниям как к чистому суеверию, но постепенно начал понимать, что то, что он прежде считал суеверием, является на самом деле высокоразвитой «конкретной наукой» (если воспользоваться термином Леви-Стросса), изощренной системой знаний и принципов, отличных от начал западной науки.
Приехав на остров учить других, Билл начал наблюдать и учиться сам. Очень скоро он близко сошелся и подружился с местными знахарями, надеясь объединить свои знания и опыт с их наукой. Такая совместная работа, считает Билл, тем более необходима, поскольку власть на Понпеи до сих пор формально находится в руках нанмварки и без его разрешения на острове нельзя ничего сделать. В частности, Билл полагает, что нужно непременно как можно скорее исследовать все растения Понпеи на предмет их фармакологических свойств, пока безвозвратно не исчезли как сами растения, так и знания о них.
То же самое в какой-то степени касается и религии. Прибыв на Понпеи как (в первую очередь) миссионер, Билл был твердо убежден в превосходстве христианства, но по приезде был ошеломлен (как и многие миссионеры) нравственной чистотой тех, кого он собирался обратить в истинную веру. Он полюбил понпейскую женщину и женился на ней, и теперь у него на острове целый клан понпейских свойственников. Кроме того, Билл в совершенстве овладел местным языком. Он провел здесь шестнадцать лет и намерен остаться на острове до конца своих дней42.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
