Кори убежал прежде, чем она успела поблагодарить его за такое джентльменское поведение. Эмили рассмеялась. Выздоравливать после операции не так уж плохо, если за тобой ухаживают двое преданных мужчин.
Эмили снова погрузилась в работу, отдавшись своему вдохновению.
Когда дверь отворилась снова, она поняла, что десять минут давно прошли.
— Сейчас иду, Кори, — виновато сказала Эмили.
— Это не Кори…
Эмили закрыла альбом и обернулась, чтобы лицом к лицу встретиться с человеком, завладевшим ее воображением.
Фантазия стояла в простой белой футболке, заправленной в потертые застиранные джинсы, и Эмили с удовлетворением отметила про себя, что она, то есть фантазия, чертовски привлекательна.
— Извини. Я уже собиралась выходить.
Эмили встала, невольно прикрывая собой альбом, оставшийся на столе. Джеймс заметил ее смущенное движение и не решился спросить, над чем она работает. Да и вряд ли Эмили сказала бы ему правду. Ей хотелось прикоснуться к нему, отвести прядь волос с его лба, но и об этом она не сказала, и лишь рука ее непроизвольно дрогнула.
— Ты столько времени проводишь здесь…
Неужели подумал, что она его избегает?
— Со мной все хорошо, Джеймс.
— Ты достаточно отдыхаешь?
— Да. — Она очень утомлялась, если много времени проводила на ногах, но и долго лежать в постели тоже не могла. Она проверяла свои реакции, зная от врача, что некоторые пациенты поправляются быстрее, чем другие. — Я просто изнежилась как герцогиня!
Он улыбнулся.
— Тогда разрешите проводить вас к ужину, прекрасная леди.
— Благодарю вас, сэр. — Он взял ее под руку и повел в патио, где за накрытым столом уже давно томился шестилетний мальчик.
Кори проворно пододвинул ей стул, и Эмили догадалась, что тут не обошлось без тренировки под руководством Далтона. Ее брат учился быть настоящим мужчиной.
— Спасибо, господин Кори. — Эмили присела и оглядела стол.
В самом центре красовался букет полевых цветов. Горели белые свечи. Неплохо смотрелись также противень с курицей, запеченной в сливочном соусе, блюдо с зеленой фасолью, посыпанной миндалем, и салат.
— Я потрясена!
— Напрасно, — развел руками Далтон. — Рецепт приготовления курицы мы прочли на суповом пакетике. А фасоль вообще из морозильника.
— Ну и что! Много ли найдется мужчин, настолько прилежных, чтобы разобрать мелкие буковки на пакетике или открыть холодильник, не сломав при этом его ручку! Кстати, надеюсь, с ней все в порядке…
— А на десерт будет мороженое. — Кори так и сиял от радости. — И еще шоколадный соус, и взбитые сливки, и вишни, и всякие сладости.
— Мой желудок уже трепещет, но я буду умницей и поем всего понемногу, ладно?
Эмили отсалютовала мужчинам салфеткой, наколотой на вилку, и, уже про себя, возблагодарила Бога за ниспосланные дары — за Кори и Джеймса, и за это чудо — жить.
За ужином они беседовали о простых вещах, которые могли быть понятны ее брату. Когда же Кори отведал всего, что могло в него поместиться, он отпросился из-за стола, чтобы посмотреть свой любимый комедийный сериал.
Они остались одни.
— Мороженого, герцогиня?.. — спросил Джеймс.
— Спасибо, я повременю.
— А как насчет чаю?
— Вот это было бы хорошо. — За последние дни нежный вкус зеленого чая стал для нее привычным.
— Одну минуту…
Джеймс вернулся через три. Он принес красивую фарфоровую чашку, молоко и мед. Эмили подсластила чай и сделала маленький глоток, а он тем временем открыл бутылку пива.
— Тебе это трудно? — спросила она.
— Что именно?
— Жить у нас.
— Почему это должно быть трудно?
— Я думала, ковбои предпочитают жить поблизости от своей работы.
— Не такой уж я и ковбой.
Эмили подумала о черной ковбойской шляпе и сапогах со скошенным каблуком, которые он обычно носил. Но с пирсингом и татуировкой его можно было с таким же успехом принять и за городского парня. Никакие шаблоны не годились, когда речь шла об ее Джеймсе.
Он посмотрел на небо.
— Приятный вечер.
— Да. Это ты сделал его особенным.
Джеймс поймал на себе ее восхищенный взгляд и отказался от продолжения разговора о погоде.
— Мне нравится здесь… с тобой… и с Кори.
— Ты хорошо влияешь на него.
— Я люблю детей. У меня… — Джеймс помедлил и поднял бутылку. Что у него, собственно? Может быть, сын? У Джеймса Далтона нет никаких сыновей!.. — У меня не было нормального воспитания, — продолжил он. — Я вырос в неблагополучной семье.
Это было все, что он мог ей рассказать. Все, что она могла знать о нем. Эмили обошла вокруг стола и присела рядом с ним.
— Ты впервые заговорил о своей семье.
— Тут и говорить особенно не о чем. Моя мать была белая, отец — индеец чероки. Но он так скоро исчез, что, можно сказать, его и не было. Мать формально развелась и вышла за белого подонка… Он меня избивал.
— О, Джеймс!..
Он пожал плечами, показывая, что не нуждается в сочувствии.
— Я рассчитался, когда подрос, и отплатил ему той же монетой. — Он посмотрел на свои руки, вспоминая о том, как это было. — Я ненавидел его и хотел убить.
— Это тогда ты сделал себе пирсинг?
Он кивнул.
— Я ничего не знал о жизни индейцев, но слышал, что у некоторых племен был обычай поститься, танцевать и прокалывать свое тело, чтобы принести жертву Создателю и воззвать к нему. Я тоже хотел как-то быть к этому причастным, поэтому и проткнул сосок иглой. Когда тебе всего четырнадцать, хочется совершить что-то необыкновенное. Что-то такое, чего мой отчим не смог бы у меня отнять.
— А кто рассказал тебе об этом? Ну, о традициях твоего народа?
— Дядя моего лучшего друга. Я шатался вместе с одним парнем — он тоже чероки и тоже бунтарь, вроде меня. И ему, и мне было наплевать на наши традиции. Они казались нам покрытыми таким толстым слоем пыли, что только тронь — и задохнешься. Сначала я проколол кожу, потом стал задумываться и спрашивать. Дядя моего друга уважал меня за это.
— Похоже, ты был непослушным ребенком, да, Джеймс?
Он едва не расхохотался. Он ограбил дом директора школы в тот самый вечер, когда ее окончил.
— Мама говорила, что я — дурное семя.
— Ужасно слышать такое от матери.
— Даже если это правда?
— Ты не дурное семя. Ты мой герой.
