— Не говорит ли эта сделка о том, что наша родственница еще тогда подумывала о возвращении на родину?
— Конечно, уважаемый Буало. Но в первую очередь моя племянница заботилась о благополучии своих будущих детей. Я вспоминаю ее неординарное мышление, пытливый взор из-под высокого лба и подозреваю, что эта сделка не была последней.
— Я тоже помню эту красивую и умную женщину и думаю, что она сумела обеспечить не только себя, но и своих детей.
— Определенно так, сударь, — подвел черту под разговором хозяин кабинета. — А теперь, месье Буало, если вы твердо решили найти раритеты и передать их законным их владельцам, я даю гарантии в том, что профинансирую вашу экспедицию от ее начала до окончания.
— Месье де Месмезон, считаю своим долгом уведомить вас, что мой дядюшка, пэр Франции герцог де Ростиньяк уже обеспечил меня всем необходимым, — поставил в известность своего дальнего родственника молодой человек. — Думаю, что полученных средств мне с лихвой хватит на путешествие в один из диких углов безмерной Российской империи, населенный неведомыми терскими казаками. И вернуться обратно.
— Прекрасно, но не забывайте, что денег никогда не бывает много.
В проеме негромко скрипнувшей двери вновь показалась высокая прическа миловидной женщины в широком бархатном халате.
С минуту хозяйка дома молча присматривалась к собеседникам, как бы оценивая ситуацию, затем вежливо осведомилась:
— Господа, не пора ли вам прервать беседу и поужинать?
— Это мы сделаем с удовольствием, — вставая из-за стола, живо откликнулся муж заботливой жены. — Прошу вас, месье Буало де Ростиньяк, разделить с нами позднюю трапезу.
— Весьма признателен за приглашение. Не откажусь от чести посидеть за одним столом с вами, — вежливо поклонился красавец-кавалер. — Но завтра попрошу разбудить меня с первыми петухами.
— Благие дела не терпят отлагательств, — со значением улыбнулся сановный родственник.
И снова под копыта серого в яблоках английского жеребца легла бесконечная, припорошенная пылью, лента дороги, только теперь за ним размашисто вскидывали длинные ноги две свежие лошади, подаренные предусмотрительным де Месмезоном. Хозяева проводили новоявленного родственника как своего сына, наказав ему беречь себя. Если же выяснится, что раритеты пропали бесследно, то не изводиться бесполезными поисками, а поскорее возвращаться на родину. А если их девочка, женственная и хрупкая Софии, жива и здорова, то захватить ее с собой, пусть даже вместе с ней прибудут не только родные дети, теперь уже ставшие взрослыми, но и с десяток смугловатых внуков. Место найдется всем., благо, во Франции намечаются не менее грандиозные события, адекватные ее неуемному характеру. Французские граждане все больше разочаровываются в навязанном им республиканском строе и все чаще принимаются выступать с требованием вернуть прежнюю империю, теперь во главе с Наполеоном Третьим.
В пути Буало вдруг осознал, что как только он покинул родовое гнездо и с помощью дяди занялся расследованием событий более чем двадцатилетней давности, его жизнь круто изменилась. Мысли о тягучей светской жизни с балами, попойками и карточной игрой отошли на второй план, на смену им явились раздумья об ожидающих его опасных приключениях. И хотя от женщин отказываться было рано, в груди молодого повесы зародился азарт, он захватил его, заставив взглянуть на мир по-новому. Мир, засверкал неведомыми доселе красками, до предела напрягая нервы, обновляя притупленное зрение. Он стал более осязаем и резок.
До границы с Германией остался один переход, солнце перевалило на западную сторону небосклона. Завернув свою английскую лошадь, способную делать по шесть лье в час, к придорожной таверне, стоявшей на окраине довольно большого городка Мец, Буало легко спрыгнул на землю, закрутил поводья вокруг отшлифованного до блеска бревна, укрепленного на двух столбах. Он мельком заметил, как от спины жеребца поднимается пар, и подумал, что коней надо менять почаще. Не дожидаясь конюха, путешественник сам распустил подпруги, выдернул для просушки потник из-под седла, заодно облегчая доступ воздуха к лошадиному хребту. Он и сам чувствовал усталость после ночи, проведенной с женщиной легкого поведения в одной из ночлежек на пути, но старался держать себя в руках.
Буало направился к входу в приземистое строение и в этот момент краем глаза успел заметить, что к гостинице подкатывает та самая карета, которая не отставала от него второй день кряду, не отдаляясь, но и не приближаясь. Все это время она следовала за ним словно привязанная, и кавалеру казалось, что в этой карете на мягких сидениях покачивается какая-то изящная тайна.
Он было вознамерился пойти навстречу коляске, чтобы прояснить ситуацию, но из здания уже выбежал гладкий хозяин харчевни в жилетке, на которой виднелась цепочка от часов, спрятанных в карманчике сбоку. С его пояса свисал широкий клеенчатый фартук, обернутый вокруг раздавшейся талии.
— Бонжур, месье, — еще издали заговорил он. — Как доехали, не нуждаетесь ли в услугах?
— Обязательно, — не останавливаясь, коротко бросил Буало. — Обслужите моих коней, а потом покормите меня.
— Проходите в зал, там вас встретят мои женщины, а я пока сам займусь вашими лошадьми, — засуетился корчмарь и вдруг понизил голос: — Только прошу вас, месье, будьте, пожалуйста, бдительны и осторожны. В зале собрались горожане, непримиримые и давние враги.
— Кто такие? — насторожился кавалер, машинально притрагиваясь к рукоятке шпаги.
— Республиканцы и бонапартисты. По всей Франции не смолкают разговоры о грядущих великих переменах.
— Об этом мы уже наслышаны, — отмахнулся было молодой человек.
— У вас на руке я вижу дорогой перстень, а на шее — толстую золотую цепь, — не унимался корчмарь.
— А когда это политики успели превратиться в разбойников? — с недоумением воззрился на него Буало.
— Но ведь так было всегда, месье. Если дело доходит до драки между политическими партиями, между ними обязательно появляются бандиты всех мастей.
— Кажется, в этом вы правы.
Оглянувшись еще раз на карету, замершую посередине двора, окна которой были закрыты занавесками, Буало переступил порог харчевни. В глубине просторного зала стоял сплошной гвалт. Посетители, сидящие за крепко сбитыми столиками на таких же основательных табуретках, перебивая друг друга, обливали грязными помоями своих политических противников. Разношерстно одетые граждане не стеснялись в выражениях, видно было, что все они давно причастились дешевым виноградным вином из стоявших перед ними объемистых глиняных кружек. Лица их раскраснелись, верхние пуговицы на рубахах выскочили из прорезей.
Один мужчина с небритым лакейским лицом, но в черном сюртуке и в коленкоровой рубашке, являвшейся предметом роскоши, взобрался на стул и заверещал высоким фальцетом:
