— Да отблагодарит тебя Аллах! — воскликнул слуга. Он махнул рукой людям, стоявшим за его спиной. — Гарун проводит тебя, о благородный господин.
Тарик кивнул и взглянул на приставленного к нему слугу — худенького мальчика лет шестнадцати. Прежде чем тот успел что-то спросить, Тарик сам задал ему вопрос:
— Гарун, готовы ли мои покои?
На лице мальчика отразилось смятение.
— Прости, господин, но я не могу вспомнить твое имя. И я также не могу понять, о каких покоях ты говоришь, — робко произнес он, отвешивая Тарику глубокий поклон.
— Мое имя, которое тебе следует запомнить, Салак Мусаллим ибн Катир, — ответил Тарик. — А мои любимые покои находятся в самой середине восточной стороны.
И Тарик сделал неопределенный жест левой рукой.
— Аллах вознаградит тебя за великодушие и снисходительность, о благородный господин! Позволь мне удалиться на время, дабы узнать, все ли приготовлено для тебя, — сказал юноша.
Тарик вздохнул и поднял глаза к полотку.
— Да услышит тебя Аллах! Ступай, но поторопись.
Отбрасывая полы одежды, Гарун умчался прочь.
Тарик использовал возможность, чтобы получше осмотреться. Со скучающим видом человека, привыкшего ко всему, в том числе и к этому месту, он вышел во внутренний двор бывшего караван-сарая.
Это здание еще сохраняло прежние черты внушительного сооружения. Но то, что его давно не использовали по назначению, удивления не вызывало. В самом центре Каира было множество караван-сараев, способных вместить сотню нагруженных верблюдов или мулов и их погонщиков. С началом расцвета Аль-Кахиры и утратой Фустатом значения торгового центра Байат аль-Дхахаб оказался слишком далеко от ядра города, в котором только и могли совершаться крупные сделки.
Округлую арену, устроенную по приказу Амира ибн Садаки в центре внутреннего двора, Тарик уже не мог увидеть. Собравшиеся к этому времени зрители обступали ее со всех сторон. Но в задней части двора левантиец увидел высокий помост, на котором находился большой металлический бубен, подвешенный к перекладине толщиной с руку, — это устройство напоминало виселицу, а также глиняная доска, на которой мелом записывалось число спорщиков, делавших ставки на того или иного борца. Сейчас на арене дрались два добровольца из толпы, которая подбадривала их свистом и криками. Победитель должен был получить пять дирхамов.
Тарик украдкой оглянулся. Слева и справа, там, где раньше были стойла, хозяйственные помещения и места для хранения товаров, перевозимых караванами, теперь находились трехступенчатые трибуны, сделанные из широких досок. Зрители, сидевшие на трибунах, могли смотреть на арену поверх голов остальных собравшихся.
Но лучшие места все же находились на верхнем этаже бывшего караван-сарая. К ним вели стершиеся ступеньки лестницы, начинавшейся справа от ворот. Там, наверху, Амир ибн Садака сломал кирпичные стены отдельных комнат и установил деревянные ложи различной величины. Они подобно эркерам выступали из стен. В эти ложи не получалось заглянуть снизу. Они были снабжены мушраби, деревянные решетки которых сделали таким образом, что, как и рассказывал Маслама, для зрителя, смотревшего через них, арена лежала как на ладони. При желании мушраби можно было полностью раскрыть, дабы видеть все, что происходит снаружи.
К сожалению, Гарун уже бежал обратно. Неуклюже кланяясь, юноша, бессчетное число раз извинившись перед Тариком, сообщил, что лучшие ложи наверху уже сданы другим посетителям.
— В чем дело, Гарун? — раздался грубый голос, тут же ставший сладчайшим, когда обладатель его обратился к роскошно одетому Тарику: — Ахлан ва сахлан! Добро пожаловать в мой скромный дом отдыха после проведенного в трудах дня! Скажи, незнакомец, есть ли у тебя жалобы на моего недостойного слугу? Мальчишке предстоит еще многому научиться.
Тарик неторопливо обернулся и увидел, что перед ним стоит не кто иной, как сам Амир ибн Садака. Маслама описал его очень точно. Впрочем, хватило бы и одного указания на монгольские черты лица Амира.
Хозяин Байата аль-Дхахаба резким жестом руки остановил испуганное лепетание Гаруна. На лице юноши отразилось облегчение, когда Тарик сказал, что, возможно, при последнем посещении «дома золота» он высказал свои пожелания недостаточно ясно.
— По воле Аллаха, — да будет благословенна воля его! — далеко не всем человеческим желаниям суждено исполниться, — миролюбиво добавил Тарик.
На лице Амира ибн Садаки появилась маслянистая улыбка.
— Твои речи — признак великой мудрости, — льстиво произнес он. — Но позволь мне услышать твое имя, которое я, к величайшему своему стыду, забыл.
— Салак Мусаллим ибн Катир, — представился Тарик. — Но стыдиться тебе нечего, дорогой Амир ибн Садака. Ты ведешь огромный дом и принимаешь множество гостей. Даже самая светлая голова не сможет запомнить имена людей, имеющих несравненное удовольствие стать свидетелем твоих увлекательнейших зрелищ.
Содержатель притона скромно опустил голову.
— Твои слова делают мне слишком много чести, уважаемый Салак Мусаллим ибн Катир. И твоя снисходительность не уступает твоей мудрости.
Тарик помотал головой:
— Нет, твои заслуги говорят сами за себя, и говорят они весьма красноречиво!
Амир ибн Садака совершенно растаял от лести.
— Ты слишком добр ко мне. Но давай перейдем к тому, что тебя удручает, друг мой. Позволь мне лично проводить тебя в покои, которые почти ни в чем не уступают тем, которые ты хотел занять раньше.
Левантиец милостиво кивнул и отправился за хозяином вверх по лестнице. На некотором отдалении за ними последовал Гарун. Когда все трое вошли в сумрачный коридор и остановились перед дверью первого эркера, Тарик вскользь спросил Амира:
— Говорят, сегодня гостям будет показано что-то необычное?
Амир ибн Садака остановился. Лицо его расплылось в улыбке, и он таинственно произнес:
— Достопочтенный гость, ты не пожалеешь о том, что сегодня совершил путь к моему дому.
— Не томи меня, — нетерпеливо проговорил Тарик. — Или, быть может, ты не желаешь, чтобы я побился об заклад ради какого-нибудь борца?
Амир ибн Садака усмехнулся.
— Клянусь головой пророка, сегодня будет выступать неверный! Он поступил ко мне всего лишь несколько дней назад. Это проклятый крестоносец из ордена тамплиеров. Он уже получил кличку Железный Глаз. А если сегодня он победит, то послезавтра будет сражаться и в главном состязании вечера.
Левантиец с трудом удержал вздох облегчения. Божественному провидению было угодно сделать так, чтобы он успел прийти на подмогу своему другу.
— Тебе удалось уговорить тамплиера сражаться на арене? — спросил Тарик.
— Есть надежные средства убеждения, если ты понимаешь, что я имею в виду, — с гаденьким смешком произнес Амир.
