Вдали от Гуннара я поняла то, что еще не осознавала, когда решила поговорить с ним по просьбе Метрикселлы, — без него я не могла жить. Ни Метрикселла, ни ее дружба больше ничего для меня не значили. Я желала Гуннара и не намеревалась ни с кем им делиться.
Я переговорила со всеми встречавшимися мне омниорами. Как одна, они утверждали одно и то же. Елена — молодая омниора из Клана Волчицы, — а тогда Елене было всего двадцать семь лет, — добровольно погребла себя в этих горах. Причину ее поступка мне понять было нетрудно: Елена влюбилась в местного черноглазого кузнеца и решила навсегда остаться в Урте. При этом ее не волновали ни наличие или отсутствие в этом селении и его окрестностях других омниор, состав книг в библиотеке, а также наличие или отсутствие желающих читать их детей.
Елена уже начала полнеть. Она была веселой, энергия била из нее фонтаном, кроме того, молодая библиотекарша была полна решимости преодолеть все препятствия на пути к своему счастью. При необходимости она была способна наполнить все классы школы в Урте собственными малышами и, похоже, уже приступила к осуществлению этого замысла.
Больше всего я узнала о Елене от моей сверстницы Карен, много путешествовавшей, знавшей не один иностранный язык и с жадностью впитывавшей новые впечатления. Карен училась на первом курсе медицинского факультета, и смерть маленькой Дианы стала для нее первой возможностью применить полученные знания.
Карен проявляла искренний интерес к медицине и к традициям омниор. Я даже подумала, что из нее вышла бы прекрасная дочка Деметры. Карен была покорна, скромна, прилежна и почти фанатично поддерживала колдуний во всем, что им полагалось делать. Узнав, что я отправилась на карнавал вместо того, чтобы ехать с матерью на Имболк, Карен взглянула на меня с укором.
Вечером, в комнате, отведенной нам на двоих, я взяла блокнот и ручку и устроила ей настоящий допрос. Карен в мельчайших подробностях рассказала мне все, что узнала, приехав в Урт днем раньше.
Выходило так, что прежде чем начать биться в истерике, Елена набралась мужества, своими руками уложила трупик Дианы в ее люльку, накрыла его пеленкой и усыпила мужа заклинанием. Смертному мужчине ни в коем случае не полагалось видеть обезображенное тельце зверски умерщвленной жестокой одиорой маленькой омниоры. Однако в смятении Елена совсем забыла о Роке.
Прибыв вместе со своей матерью, доктором Бауман, в дом Елены, Карен нашла малыша на полу кухни. Он почти окоченел от холода, но не спускал глаз с погасшего очага и непрерывно повторял: «Плохая! Плохая!»
Карен рассказала мне, что сама закутала Рока в свое пальто, согрела ему бульон и начала укачивать, чтобы тот заснул. Однако малыш и не думал спать. Он лежал на руках Карен, напрягшись, как струна, сверлил ее своими черными глазами и твердил: «Плохая! Плохая!»
Услышав это, я твердо решила повидать мальчика на следующий же день.
Карен продолжила свой рассказ, и я узнала, каким образом врачи-омниоры устраняют следы нападения одиор до того, как трупы несчастных жертв раздуваются и покрываются гнойными язвами.
Доктор Бауман вместе с Карен загримировали трупик младенца и показали его страшно расстроенному отцу, который легко поверил, что его крошечная дочка просто так, ни с того ни с сего скончалась во сне. Потом мертвого ребенка под шумок унесли.
Карен сообщила мне, что у маленькой Дианы не просто высосали кровь. У нее на голове были страшные ожоги, словно ее засовывали в печь. Это было по-настоящему ужасное зрелище… И еще Карен сказала то, от чего у меня на голове зашевелились волосы.
— Мама рассказывала, что так приносили в жертву маленьких детей древние финикийцы. Прежде чем пустить им кровь, их заживо слегка обжаривали в печи…
Дрожащими руками я записала ее слова.
Судя по всему, несчастная Елена старалась стоически перенести обрушившееся на нее горе и упорно прибиралась в доме, готовясь к приему гостей, спешивших принести ей свои соболезнования, и стряпая для них различные яства. Однако у всего есть предел, и, когда Елена была уже готова упасть без чувств, ее сестра дала ей выпить особого настоя, после чего Елена проспала часов десять подряд.
Проснувшись, несчастная мать уже не помнила о Диане.
Сестра Елены попросила ее мужа никогда не упоминать жене о погибшей девочке, потому что иначе та сойдет с ума. Теперь Елена просто не поверила бы человеку, решившемуся утверждать, что у нее была дочь. С ней поступили так, как положено поступать с омниорами, потерявшими своих дочерей. Девочка начисто исчезла из воспоминаний матери. Елене дали эликсир забвения. Ее даже не было на похоронах Дианы.
— Выходит, Елена не может мне помочь?
— Не говори ей о Диане ни слова!
— А что маленький Рок?
— Ему эликсира забвения не давали, — призналась Карен. — О нем просто все забыли, включая собственную мать. Но ведь он совсем еще маленький — почти ничего не говорит и вряд ли что-нибудь понимает.
— Но Рок единственный человек, который знает, что произошло на самом деле! — воскликнула я.
И я твердо решила поговорить завтра с малышом и познакомиться с мужественной Еленой, потерявшей дочку и не лишившейся при этом рассудка.
Я предпочла бы лечь спать и помечтать перед сном о Гуннаре, но Карен было не остановить. Она явно перевозбудилась от знакомства со сверстницей-омниорой из Клана Волчицы и, к тому же, дочерью великой Деметры — новой предводительницы всех племен западных омниор. Знала бы Карен, до какой степени нелепой казалась мне политическая возня омниор и роль, отведенная в ней моей матери!
Своими бесконечными рассказами об их с матерью путешествиях Карен не давала мне погрузиться в мечты о Гуннаре. Она поведала мне о множестве мест, где им приходилось жить. Впрочем, в этом я от нее не отставала, ведь я родилась в Олимпии,[25]молочные зубы выпали у меня в Ираклионе,[26]детство я провела в Помпеях,[27]выросла в Таормине, потеряла невинность в Гранаде,[28]а в университет поступила в Барселоне.[29]
