– Тамплиеров.
– Госпитальеров, Герман, госпитальеров. А что тебя так взволновало?
– Да нет, ничего.
Сделав пару глотков из чайной стопочки, Надя засобиралась:
– Спасибо за встречу. Хотела всю неделю чай попить в спокойном месте. Мне все-таки нужно до зала добраться. Держись, дорогой.
Герман не стал ее останавливать. Попрощавшись с Надей, он спокойно доел свинину, допил бурбон и попросил счет. Позвонила Трушкина и потребовала текст про ресницы.
– Будет, – сказал Герман. – Я скоро вернусь.
Счет составлял три тысячи триста семнадцать рублей. Когда Герман выложил деньги, в кошельке оставалось всего двести рублей мелочью.
Зарплату обычно давали в середине месяца.
Больше денег не было.
Дождь уже кончился. Голуби пили воду, оставшуюся в углублениях литых канализационных люков.
В 19:17 Герман сидел на подоконнике у денежного дерева. В ASAP, как всегда по пятницам, бухали. Мимо проковыляла очень пьяная Жульетта, которую поддерживала длинная Артамонова, эккаунт на косметике, только что получившая от Германа и уже успевшая откомментировать текст про ресницы «Экстрим-объем» «Не хватает премиальности, поиграй словами, нужно написать красивый текст». Затем куда-то вверх, перепрыгивая через ступеньки и расплескивая вино из пластикового стаканчика, побежала раскрасневшаяся Трушкина, по дороге погрозила пальцем, попыталась что-то сказать, но Герман показал на трубку, которую держал у уха. Стразы на ее попе блестели зазывней обычного. В кабинете Роджера, который отсюда хорошо просматривался, на розовом диванчике отдыхал Патрик, здоровенный канадский кабан-секач ирландского происхождения (шестьдесят лет, под полтора центнера), экспат, ответственный за весь креатив в холдинге. Он был заворожен форматом slices of life – нарезками из позитивных, трогательных, смешных или просто «настроенческих» виньеток, которые сменяли друг друга под берущую за душу музыку, – и только что демонстрировал Роджеру новый шедевр Coca-Cola, где люди делали добрые дела, обнимались и потом пели все вместе. «Зэтс факинг эмэйзинг, ю факинг си ит, – орал Патрик, хватаясь за голову. – Вай кэнт вы ду зэ сэйм?» Старчески сентиментальный и неуравновешенный, он часто повышал голос без повода, а потом отходил на диванчике – давление подскакивало.
Наконец Герман услышал Петра. На бэкграунде играла музыка – видно, у них тоже был корпоратив.
– Петр?
– Да.
– Это Герман.
– Да, да, Герман, я узнал.
– Хотел уточнить по поводу звезды.
– Ну-ну?!!
– Мне нужно лететь на Полярис или на Сириус?
– На Сириус. А я что сказал, на Полярис?
– Да. По-моему, вы сказали – на Полярис.
В трубке повисла пауза.
– Я ошибся, но… по большому счету это не имеет значения. Я вам расскажу при встрече.
– Хорошо, а когда мы могли бы?
– Приезжайте в понедельник. В девять тридцать. Герман, вы приняли решение?
– Возможно…
– Прекрасно, – обрадовался Петр. – Просто прекрасно. Я тут… мы все очень счастливы. Понимаю, что такое дается нелегко. Но поверьте, это реально поможет изменить ход человеческой истории.
– Я не уверен, что у меня получится…
– Надо только пройти обследование. Жду вас в понедельник. Бай-бай.
Герман нажал отбой. Задумчиво прошелся по лестнице, заглянул в кухню, где был накрыт стол, лежали моцарелла, пармезан и швейцарский сыр. Дима, уже сильно пьяный, с лихорадочным блеском в глазах, рассказывал, что уходит из агентства – писать сценарий.
– Я б тоже написал. – Миша посматривал на Ваню и лениво драл зубами вермишель копченого сыра.
– Йе, мэн, – паясничал Ваня. – А о чем?
– Об агентстве, конечно. – Дима заливисто смеялся.
Все понимали, что уволенный на грани.
– Герман Антонович, останетесь? – Ваня с улыбкой сделал широкий гостеприимный жест, приглашая за стол.
– Не, ребят. Я пойду, – сказал Третьяковский.
– За что вы нас так ненавидите? – крикнул ему вслед копирайтер.
Все выходные Пророк не выходил из дома. Лежал на лавсит, глядел на лампу-тарелку и думал-думал-думал, стараясь как можно меньше двигаться, чтобы сэкономить энергию. Действительно, символом госпитальеров, или, как их правильно называют, иоаннитов, был мальтийский крест.
А вот как выглядел Сириус в телескопе Хаббла.
Лететь до него, кстати, оказалось гораздо ближе – всего 8,58 светового года.
Телефон Катрин так и не заработал.
В понедельник в 9:15 утра Opel Tigra свернула с Симферопольского шоссе на разбитую дорогу, ведшую к заводу. В воздухе стояла мелкая морось, что-то между дождем и туманом, так что красная неоновая надпись Herz und herz расплылась, как капля акварели на влажной бумаге. Тягучий мистический блюз из «Настоящих детективов» намагничивал пространство тревогой и тоской. «Вышки могут быть повалены в результате эксперимента, возможно, мощного взрыва, – подумал Герман. – Вершинами лежат в одну сторону». Он мало ел, плохо спал, но чувствовал себя свежим и до дрожи бодрым.
Как и в прошлый раз, Петр ждал у проходной. Только теперь одет он был странно. Под халатом – горнолыжный комбинезон, шнурки высоких кроссовок заправлены под язычок. Последовала та же знакомая процедура – переоблачение в шапочку и халат. На лестнице к офису над цехом Пророк трижды споткнулся.
– Перед тем как окончательно согласиться, я бы хотел знать подробности, – быстро произнес он, борясь с одышкой, как только Магнитский закрыл дверь. – До Сириуса восемьдесят пять триллионов километров. Я посмотрел в Википедии. За сколько времени можно преодолеть такое расстояние?
– Это зависит только от вас.
– От меня?!
Петр улыбнулся, наблюдая растерянность Германа.
– Бурбон?
– Благодарю, нет.
– Сигариллы?
Герман помотал головой, не сводя глаз с Петра, который был настроен слишком благодушно и, кажется, наслаждался его недоумением.
– Ответьте на один вопрос. Что быстрее света?
Герман задумался.
– Это какая-то старая загадка.
– Конечно.
– Не знаю.
– Мысль. Вы же сами написали, что космонавту не нужен скафандр.
