Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
– Смотри-ка, точно. Там Пушкинская площадь. Там источник, который мне крайне враждебен. Может быть, икона.
– Не убивай больше птичек. – Ольга отошла от него и уселась за столик, который оставался не занят.
На сцене в полыхнувшем свете появился известный телеведущий, кумир молодежных программ, Джон Лодейников, в малиновом пиджаке, в рубахе с кружевным жабо. Его глаза ликовали, сверкали небывалым счастьем, словно публика в зале, разносимые закуски и вина, и он сам, обожаемый, непревзойденный в своей легкой иронии, доставляли ему неописуемое наслаждение.
– Дорогие гости, завсегдатаи нашего любимого клуба «А-18», сегодня я представляю наше духовное светило, Чаадаева наших дней. В своем одиноком стоянии он противодействует царящему в России угару патриотизма. Его недавняя книга «Триумф нигилиста» по своей дерзкой откровенности сопоставима с «Цветами зла» Бодлера. Он не боится казаться чудовищем, потому что сегодня Чудовище становится «героем нашего времени». Итак, встречайте короля афоризмов, рыцаря свободных суждений, революционера русской национальной идеи Макса Миловидова!
Джон сделал шаг в сторону, освобождая место для героя. На освободившееся место ступил Макс Миловидов. Он был худ и высок, в узких розовых панталонах, плотно облегавших бугор в паху. На зеленом камзоле блестели крупные золотые пуговицы. Бирюзовый шарф не скрывал сухой коричневой шеи. Его руки были усыпаны перстнями, на которых виднелись черепа и клубились змеи. Продолговатое, с тяжелым подбородком лицо было обтянуто коричневой кожей, напоминавшей старый пергамент. Угрюмо смотрели черные, обведенные синевой глаза. Пугающе краснели губы, словно их нарисовали помадой.
Когда-то Макс Миловидов вел искрометную программу на телевидении. Молодой и отважный, словно сказочный герой, он сражался с либеральными полчищами, добивавшими несчастную страну. Воспевал несравненную «красную эру», златоглавую Романовскую империю, давал слово русским националистам и гонимым русским писателям, воспевал алтари, вел беседы с иерархами Церкви. Вся поверженная страна приникала к телевизору, когда на экране появлялся насмешливый и бесстрашный красавец Макс Миловидов, его камуфляж, его телекамера, с которой он работал то в Приднестровье, то в Абхазии, то в Чечне.
Потом он внезапно исчез. Годы о нем ничего не знали. Говорили, что умер, погубленный черными колдунами. О нем почти забыли. И вдруг он вновь появился, словно встал из могилы. Разительна была его перемена. С жестокостью мясника он кромсал и рубил все, чему поклонялся. Слыша его, рыдали ветераны, на глазах у которых он топтал боевые награды. Ужасались священники, видя, как большим кухонным ножом он колет иконы. Приходили в оторопь респектабельные политики, когда он спиливал кремлевские звезды. Говорили, что он связался с кладбищенскими чародеями, годы провел в катакомбах, поступив в услужение к Царю Подземного мира, и вернулся, чтобы утвердить здесь престол своего подземного покровителя. Он пользовался крепкими духами, чтобы не слышен был исходящий от него запах могильной земли.
– Дорогой Макс, как вы относитесь к «имперскому проекту», который вынашивает Кремль? – ведущий Джон Лодейников вопрошал с ликующими глазами, предвкушая блистательный ответ.
Макс Миловидов извлек из зеленого камзола курительную трубку. Долго разминал табак. Прикуривал от серебряной зажигалки. Глухим подземным голосом произнес:
– Русская империя – это пустота с непроезжими дорогами. Чем обширнее становилась империя, тем непролазнее становились дороги. Российскую империю невозможно завоевать, как невозможно завоевать пустоту. Эйнштейн создал свою «теорию относительности», размышляя о России. Русское пространство переходит в русское безвременье, а русское время в русскую пустоту.
Ему аплодировали, посылали воздушные поцелуи, поднимали в его честь рюмки. Обрюзгший, с крашеными волосами режиссер целовал в уста красавчика блогера, и оба кричали: «Браво!» Ольге казался странным энтузиазм зала. Макс Миловидов был артистичен, стремился эпатировать, ему это удавалось, но не настолько, чтобы устраивать овации.
– Скажите, Макс, а как вы относитесь к утверждению наших доморощенных патриотов, что русский народ есть народ-богоносец? Что у него неповторимый путь? Священная миссия? – Джон Лодейников посмеивался, заданные вопросы казались ему забавными. Он ждал от Макса Миловидова едких опровержений.
Макс Миловидов посасывал трубку. Делая сладкие затяжки, пускал в зал колечки дыма. И когда их число достигло пяти, произнес:
– Русского народа не существует. То, что зовется русским народом, есть заблудшие племена, которые в своих скитаниях попали в великую пустоту и там заснули. Русская история – это дурной сон, в котором бродят лунные тени безымянных кочевников, синеглазые мертвецы и окровавленные эмбрионы. Европа время от времени старается прервать этот сон. Но огромный утопленник, усеянный волжскими раками, поднимается из мутного омута, и Европа долго счищает с себя зловонную тину. Кстати, Гитлер вторгся в Россию, чтобы улучшить преподавание немецкого в русских школах. Вы знаете, чем это кончилось.
Зал рукоплескал. Известный политический активист Федор Кальян, уже изрядно пьяный, колотил кулаками о стол. «Браво, Макс! Окровавленный эмбрион, из которого не вырос народ»!
Ольгу больно ранила последняя фраза о Гитлере. Словно где-то, далеко за пределами нарядного зала, в зимних полях дрогнули все могилы, все безвестные кости, а вместе с ними дрогнуло ее сердце. Ей было непонятно всеобщее единодушие, всеобщее ликование. Злые слова Макса Миловидова о русском народе объединяли зал, рождали единодушие. Ольгу пугало их всеобщее родство, необъяснимая ядовитая радость.
– Но русский язык, этот могучий, великий, на котором разговаривают ангелы? Разве он не является главным достоянием русских? – мнимо пугался Джон Лодейников, закрывал глаза, словно ждал святотатства.
Макс Миловидов нагнулся, выбил трубку о пол и, поднявшись, смотрел, как дымится горстка пепла.
– На русских кладбищах хорошо, потому что там не звучит русская речь. Русский язык родился из скрипа падающих деревьев, брачного крика совы и воплей мучеников, с которых сдирают кожу. На русском языке приятно проклинать свою мать, лжесвидетельствовать, просить подаяние, называть любимой мертвую свинью, пролежавшую месяц на солнце.
Зал ревел, рукоплескал. Макс Миловидов в розовых панталонах, зеленом камзоле с золотыми пуговицами бесстрастно принимал восторги. Подносил ко рту пальцы с перстнями, дул на черепа. Ольгу пугала бушующая ненависть, лютая неприязнь к стране, которая их породила, к народу, их вскормившему. Она не могла понять, чем ужасным провинился перед этими людьми русский народ, почему им столь отвратительна Россия.
Лица, еще недавно благообразные и любезные, теперь уродливо кривились, скалились. Пучились щеки, вываливались языки, хрипели крики. Это было не представление в модном клубе, а религиозное действо, захватившее прихожан ужасной мистикой, адским остервенением.
– Кто для русских является любимым героем? Иван Грозный, Петр Великий, Иосиф Сталин? На чем воспитывается русское сознание? – Джон Лодейников с лицом исследователя допытывался до истин, которыми владел стоящий перед ним мыслитель. Истины были выстраданы, мыслитель был безупречен.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
