– Замужем за этим типом? Вы достойны попробовать нечто лучшее.
– Я не хочу ничего пробовать, синьор. Я люблю своего мужа, и мне противна даже сама мысль о том, чтобы иметь любовника.
Несмотря на то что Анна была уверена в себе и в том, что сможет управиться с этим субъектом, эти сцены чрезвычайно досаждали ей. Испытывая невероятное напряжение, она понимала, что время от времени должна выдавливать из себя улыбку, чтобы смягчить свои слова, и под конец чувствовала себя выжатой как лимон. Хуже всего было то, что она не могла поделиться с мужем своими мучениями и тоской и, более того, должна была притворяться и не говорить ему всей правды. Когда Жоан задавал ей вопросы, она отвечала, что герцог вел себя достаточно прилично, и старалась максимально сгладить происходившее.
Она решила не спускаться в лавку по утрам в отсутствие мужа, но когда герцог впервые не застал Анну внизу, то стал требовать ее присутствия громкими возгласами. Никколо вынужден был пойти за ней, потому что Борджиа грозился сделать это сам. Анна быстро спустилась. Она ни в коем случае не могла допустить, чтобы этот тип оказался в ее доме. При таком его поведении она даже не осмеливалась притвориться больной; этот тип был способен преследовать ее даже в ее собственной спальне.
Для Жоана Анна была абсолютно всем, и ему всегда ее не хватало. Находиться с ней рядом, говорить с ней, целовать, любить ее – все это было для него величайшим наслаждением. Однако он все больше ощущал ту невидимую грань, которая стала разделять их. Анна заставляла себя улыбаться, когда говорила, что все идет хорошо, что все под контролем, но он чувствовал ее напряженность, некую скованность. Он задавал вопросы, зная, что не должен был этого делать, а она еще шире раскрывала глаза, помогая себе словами и жестами, дабы уверить его в том, что не было правдой, и Жоан это прекрасно понимал. Тогда он согласно кивал жене и заключал ее в объятия. Она вздыхала, и Жоан ощущал, как постепенно спадала ее напряженность, Анна расслаблялась и прижималась к нему всем телом.
Жоан внимательно следил за жестами своей супруги, не верил ее словам и чувствовал, что все идет не так. Он не знал, чем помочь ей, и проклинал свое бессилие. Позже, ночью, он слышал, как она ворочается с боку на бок, не в состоянии заснуть. И когда ей удавалось забыться, она иногда громко говорила во сне – ей тоже снились кошмары.
«Что я могу сделать? – писал вконец отчаявшийся Жоан в своем дневнике. – Как я могу помочь тебе, любовь моя?»
Однажды герцог неожиданно появился в маленьком зале, более уединенном, чем остальные помещения.
– Мне не нужно, чтобы вы меня любили, – заявил он после того, как выдал очередную порцию комплиментов и закрыл собой дверной проем, чтобы не дать Анне выйти. – Мне достаточно ваших ласк, мягкости вашего тела. Вам же хорошо здесь, в Риме, – вам и вашей семье, не так ли? Если вы угодите мне, дела ваши пойдут еще лучше. Если же нет… мне будет очень жаль…
– На что вы намекаете?
Он не ответил и подтолкнул ее к книжным полкам, а затем, придерживая Анну за талию левой рукой, попытался забраться ей под юбку правой. Это было не так просто, потому что Анна надела две нижние юбки, а верхняя, из ярко-красного бархата, была достаточно тяжелой. Когда он уже добрался до ее ноги, Анне удалось схватить его за руку. И она сделала это, с яростью вонзив в нее ногти.
– Вы мне делаете больно, синьора, – недовольно сказал герцог, отпустив ее. Он был удивлен, ибо не привык к такой реакции.
– Если вы еще раз попробуете сделать нечто подобное, мои ногти вонзятся в ваше лицо, клянусь Богом. – Ее глаза метали молнии.
Он рассмеялся и ответил:
– Чем сильнее вы сердитесь, тем больше распаляете мою страсть, синьора.
Тем не менее он отказался от дальнейших попыток и вскоре покинул лавку.
Этот инцидент привел Анну в сильное смятение, ибо на сей раз герцог Гандийский осмелился перейти от слов к делу. Она в волнении задавалась вопросом, чего ей ждать от великосветского нахала в его следующее посещение? Стоило ей только подумать об этом, как все внутри похолодело и к горлу подкатил комок.
Анна в очередной раз не рассказала мужу правды, когда он спросил ее, как прошел день. Она даже представить не могла, какой будет его реакция, если он узнает, что герцог пытался залезть ей под юбку. Эта недоговоренность, это молчание превратились в липкую стену, возникшую между супругами, а волчий облик папского сына неотступно преследовал ее в ночных кошмарах.
Никколо с беспокойством наблюдал за этими домогательствами. Он высоко ценил Жоана и решил защитить Анну, противостоя Борджиа физически, хотя прекрасно понимал, какой опасности подвергается. Ему было очень жаль видеть, как внутренняя тревога все больше овладевает хозяйкой. Он заметил темные круги, которые появились у нее под глазами от перенапряжения и недосыпания. Он не только восхищался ею, но и чувствовал, как сильнее начинало биться его сердце, когда Анна улыбалась ему или они нечаянно касались друг друга.
Она делилась с ним своими опасениями, искала утешения в его шутках и веселой болтовне. Он со своей стороны не без угрызений совести старался поддерживать в Жоане уверенность в том, что Анна контролирует ситуацию во время визитов папского сына.
– Что мне делать, Никколо? – время от времени спрашивала Анна с тревогой в голосе.
– Забеременеть, – однажды решился ответить он.
– Что?
– Оказаться в положении.
– Это от меня не зависит, все в руках Господа, – сильно смутившись, ответила Анна. – Я очень хочу родить ребенка Жоану, но пока этого не происходит. Когда я была замужем за моим прежним мужем, тоже далеко не сразу забеременела.
– Я вам предлагаю притвориться беременной, – объяснил флорентиец и хитро улыбнулся. – Я много думал об этом. Мы, мужчины, как правило, почитаем беременных женщин, а у некоторых даже и желание пропадает. К тому же вы можете ссылаться на бесчисленный ассортимент недомоганий – тошноту, головокружение, слабость…
– А что будет, когда станет очевидно, что я не родила?
– Вы прекрасно знаете, что беременности не всегда заканчиваются благополучно, и, возможно, к тому времени герцог, этот невыносимо капризный мальчишка, потеряет к вам интерес…
– Спасибо, Никколо! – воскликнула Анна радостно.
И, поцеловав его в щеку, побежала искать мужа, чтобы изложить ему план действий.
15
Поговорив с Никколо, Жоан стал смотреть на Микеля Корелью другими глазами. Слова флорентийца не стали для него полной неожиданностью, поскольку он неоднократно замечал, с каким уважением и страхом многие относились к его валенсийскому другу. Тем не менее Жоан никогда не считал Микеля наемным убийцей, хладнокровным и бесчувственным. Ему было непросто совместить различные ипостаси этого человека, поскольку некоторые из них явно противоречили друг другу. Он знал, что Микель был глубоко верующим человеком, искренне почитавшим Деву Марию, ежедневно ходившим к обедне. Кроме того, он был прилежным чтецом благочестивых книг, что резко контрастировало с его неоднократно перебитым носом и яростным выражением лица, которое частенько делало его похожим на разъяренного быка, готового к нападению. Когда он был зол, его лицо напоминало страшную маску, наводившую на людей ужас.
