Часто встречалось Александру Борисовичу в прессе следующее в алфавитном списке имя известного журналиста-международника. Тоже толковый мужик, дело свое знает, читать его обзоры всегда интересно. Но он зациклен на загранице и ее проблемах, и подозревать его. в авторстве статьи про Степанцова как-то несерьезно. Не его это тема, не его образ мыслей и, что важнее, не его стилистика. Так плохо он написать просто не смог бы.
Вот интересная мысль — а кто смог? Юрист, который из номера в номер дает советы автолюбителям, как не дать себя обмануть, что делать, когда тебя откровенно надувают государство, бандиты, бензиновые и прочие короли?
Или это мог быть известный своими скандальными выходками политолог? Нет, у этого вполне благополучного господина в узеньких, словно иезуитских таких очочках, слишком острый и язвительный язык, слишком большой опыт ведения публичных дискуссий, чтобы он вдруг «разменял» свой оригинальный талант на такую мелочовку. А может, как раз на это и расчет? Мол, никому и в голову не придет? Он ведь в прошлом довольно успешный адвокат, вполне мог когда-то столкнуться лбом со Степанцовым и потерпеть позорное поражение, отложившее неизгладимый отпечаток на дальнейшей его деятельности, отчего и пришлось переквалифицироваться. Не исключено, но нуждается в тщательной проверке.
Следующие двое журналистов, называвшие себя писателями — ничего странного, обычная стадная тяга всякого пишущего в газете к высокому жанру литературы, своего рода графоманство, — существовали как бы в двух ипостасях — в России и за границей. Оба, как они постоянно утверждают о себе в прессе, из бывших диссидентов. Покинули Союз в семидесятых и обосновались на Западе. Один, кажется, в Штатах, другой — определенно в Израиле.
О том, который из Штатов, мало что известно, Макс накопал самый мизер.
Здесь этот гражданин был успешным журналистом, много печатался в разных газетах, потом словно отрезало — то ли диссидентство нарушило привычный уклад жизни, то ли жизненные изменения и проблемы толкнули его в немногочисленные ряды диссидентов. Дальше — участие в протестных акциях и, наконец, отъезд. В настоящее время имеет американское гражданство, проживает в городе Бостоне, где одно время преподавал в университете и выступал в местных газетах с разоблачительными материалами о жизни в СССР. Ныне занимается литературной работой. С журналистикой его связывает участие в работе редколлегии еженедельника «Секретная почта», где он иногда выступает со статьями об интимной жизни советской элиты времен застоя. О, кажется, совсем горячо!
И еще одна очень важная деталь. Этот человек, которого зовут Львом Зиновьевичем Липским, был, оказывается, осужден на пять лет! Причиной послужила его правозащитная деятельность, но повод был выбран самый подходящий для тех лет брежневского правления — растрата денежных средств, присвоение энных сумм, о которых осужденный, разумеется, и понятия не имел. Но такова была практика советского судопроизводства.
Эти данные Макс вытащил из какого-то интервью, которое дал Липский уже по прибытии в Штаты, в котором он утверждал, что истинной причиной его осуждения было участие в протестных акциях по поводу высылки академика Сахарова из Москвы под кагэбэшный надзор в город Горький в январе 1980 года. Вот тогда организаторов несанкционированного митинга похватали и, придумав несуществующие преступления, после коротких и закрытых судебных процессов отправили в лагеря. Откуда Липский вышел в 1985 году и постарался тут же покинуть страну.
Липский… Липский… Александр Борисович точно видел эту фамилию, но не саму по себе, а в числе других осужденных. Ладно, решил, к Этому вопросу можно будет вернуться позже.
Итак, являясь сегодня гражданином Соединенных Штатов, Лев Зиновьевич Липский имеет квартиру в Москве, на Арбате. Купил, наверное, на свои авторские гонорары, хотя книг на русском языке у него немного, чуть более десятка. Для серьезного писателя этого, конечно, мало, жить-то на что? В справке указано, что сюжеты автор черпал из своей прошлой жизни в Советском Союзе. Есть и отзывы критики, сводящиеся к единому мнению — «написано остро, занимательно и даже порой беспощадно». Ни одной, правда, книжки этого автора Турецкий не читал, хотя, кажется, что-то такое видел на книжных развалах. Пожалуй, можно будет полистать. И внимательно посмотреть, что знает этот Липский о том, как жили Хрущев, Брежнев и их соратники? Он что, вхож был в их дома? Сомнительно, но все равно почитать надо.
Пойдем дальше. Коллега Липского из Израиля. Биографии странно схожи. Журналистика, основное направление — нравственная тематика — мораль, воспитание. Видимо, на определенном этапе жизни — какой-то элемент ущербности, в дальнейшем — конфликты с властями, мытарства и отъезд. Но у этого писателя Резникова, в отличие от его коллеги, были веские доводы убраться подальше. В своих книжках он подробно описал, как его завербовал КГБ, как он был вынужден сочинять доносы на своих же коллег и знакомых. Это, конечно, не делало ему чести, но он сумел-таки в конце концов вывести своих «кураторов» на чистую воду, обнародовав их имена. Да, некая ущербность здесь просматривалась, и прежде всего в желании оправдаться, свалив собственные проблемы морально-этического плана на плечи государства, которого больше не существует.
И здесь придется сделать для себя пометку «нотабене», подумал Турецкий…
Таким вот образом он прошерстил весь списочный состав и пришел к окончательному и неутешительному для себя выводу, что, за малым исключением, к которому он лично отнес бы юриста, журналиста-международника и одного из писателей, вся остальная редколлегия ну просто изумительно напоминала личность того, кто мог бы либо сочинить сам, либо заказать пасквиль на Степанцова. В том числе и главный редактор. Поразительно, но это так!
И что ж теперь, каждого дергать? Брать за горло, допрашивать?
А кто тебе, Турецкий, позволит так бесцеремонно обращаться с людьми? Да они просто откажутся с тобой беседовать, пошлют тебя подальше, и ничто, никакие указания генерального прокурора не заставят их изменить свое решение и пойти тебе навстречу. Ты кто сейчас для них? Типичный представитель той самой, прошлой, ненавистной им номенклатуры, от которой одни из них сбежали в свободный мир, а другие быстренько записались в воинствующие демократы. Чужой ты им— Турецкий! Поэтому ищи другие каналы или подходы…
А если начать с исключения, а не с правила? А что, пожалуй, это действительно ход! И Александр Борисович, отложив в сторону бумаги, придвинул к себе телефонный аппарат. Интересно, а что у нас нынче поделывает член Московской коллегии адвокатов Игорь Александрович Ольшевский?
Увы, домашний телефон не отвечал, а по служебному в адвокатской конторе объяснили, что Ольшевский в отпуске, отдыхает в Испании и вернется не раньше июня. Сейчас май — и этим все сказано.
Ну, уж если адвокаты гуляют, то писателям, как говорится, сам Бог велел. Но Турецкий позвонил. И милый женский голос только после того, естественно, как Александр Борисович представился и объяснил, что звонит, чтобы проконсультироваться по одному узкопрофессиональному вопросу с уважаемым Семеном Аркадьевичем, благосклонно ответил, что тот в настоящий момент работает у себя на даче, в Мичуринце, это по Киевской дороге, сразу за Переделкино. И для экстренной связи с ним есть номер мобильника. Турецкий, рассыпаясь в благодарностях, записал. Подумал еще: странно, опять же по слухам, этот Семен Аркадьевич — человек малоприятный в общении, а номер его дали без всяких оговорок, просто вежливо предупредили, что он работает.
