– Должна же быть альтернатива, – неуверенно пробормотала она, твердя себе, что пытаться установить более дружеские или менее формальные отношения с Висенте бы с ее стороны крайне нецелесообразно.
Как ни грустно, но единственным разумным способом взаимодействия с ним оставалось соблюдение определенной дистанции. Любые другие действия могли лишь разбить ее сердце в очередной раз, а оно и так достаточно настрадалось за эти годы.
Да и могло ли быть иначе? Ее пронзила внезапная боль. Я хотел только секса, откровенно признался он. С другой стороны, секс, и, несомненно, гораздо более изощренный, чем тот, который могла предложить она, всегда был к его услугам. Внимания Висенте добилась одна из самых красивых женщин, и все же, пренебрегая столь соблазнительной возможностью, он предпочел лечь в постель со своей женой. О чем это говорит? И что сказал он сам? Насколько помнила Дженетт, Висенте задавал ей весьма странные вопросы: «Любишь меня насколько? Или настолько?».
– Никакой альтернативы нет ― мрачно заявил Висенте, пристально разглядывая ее чистый профиль.
Гнев по-прежнему не отпускал его. Со своей физической хрупкостью и окутывающей ее аурой беззащитности Дженетт казалась воплощением старомодной женственности. Однако во всем, что касалось его, она олицетворяла собой холодную чопорность. Кроме того, он не собирался выпрашивать у нее позволения почаще встречаться с дочерью, которую она практически украла у него. Любо Дженетт предоставит ему эту возможность добровольно, любо он будет бороться, бороться грязно, невзирая на последствия.
Дженетт не слушала его. Как раз в этот момент она переживала приступ стыда за то, что – нравится ей это или нет – у Висенте были все основания для подозрений в сомнительности ее непрошеных признаний в любви. В конце концов, два года назад она сильно разочаровала его именно в этом отношении. После того как Дженетт ушла от него, оставшись глухой ко всем его заверениям в своей невиновности, ее прежние пылкие объяснения в любви неизбежно показались ему ложью. Она, всегда гордившаяся своей верностью и надежностью, оказалась колоссом на глиняных ногах.
– Если ты и дальше станешь препятствовать моему желанию получше узнать дочь, я буду действовать через суд, – снова заговорил Висенте.
Вздрогнув, она посмотрела на него с испугом.
– Через суд? Ты это серьезно?
Он ответил напряженным взглядом, от которого ее бросило в дрожь.
– Если говорить о Карен, то я отдалился от нее достаточно далеко. Кажется, ты: всегда полагала, что она должна жить только с тобой.
– Нет! Уверяю тебя, нет! – побледнев, воскликнула Дженетт, пораженная его проницательностью. На самом деле она даже представить не могла, что бы обожаемая ею дочь жила с кем-то другим.
Висенте понял, что она лжет, и это возмутило его.
– Послушай, почему даже теперь, когда надо мной уже не висят лживые обвинения Николь Сежур, ты все так же отказываешься не в состоянии увидеть во мне отца, имеющего все права на ребенка? Как думаешь, что я почувствовал, когда узнал о Карен, оказавшейся на улице без всякого присмотра? Потерявшейся и испуганной… Зависящей от милосердия незнакомых людей…
– Не сомневаюсь, что ты пришел в такой же ужас, как и я, – ответила Дженетт.
– Ошибаешься. Злость, злость на тебя, доверившую самое драгоценное, что у меня есть, беспутной Элизабет! – Обвиняющий взгляд Висенте словно пронзил ее насквозь. – Карен вполне могла погибнуть, попав под машину, поэтому я готов воспользоваться этим случаем и подать в суд. Пусть он решает, кто из нас двоих более достоин воспитывать беззащитного ребенка!
Побелев как мел, Дженетт в отчаянии всплеснула руками.
– Нет никакой необходимости угрожать мне!
– Черт побери! Такая необходимость есть! Моя дочь появилась на свет почти два года назад, и с самого начала было ясно, что в ее воспитании мне уготована лишь минимальная роль, – заявил он – более того, я узнал о том, что она родилась, лишь три дня спустя. Способна ли ты понять, что я при этом чувствовал? Потом, раз за разом, я получал отказ на свои абсолютно законные требования повидаться с ребенком, часто по смехотворным поводам! Стоило малышке чихнуть, как ты уже не отпускала ее от себя!
Его обвинения, внезапно поняла Дженетт, вполне обоснованны. Она ненавидела те субботы, когда вынуждена была отдавать своего ребенка няне, которая, выступая в роли посредника, передавала его на несколько часов Висенте. Поначалу остро переживавшая разлуку с матерью Карен плакала. И хотя потом это прошло, Дженетт каждый раз отрывала ее, словно от сердца, и так переживала отсутствие дочери, что делалась больной.
В сущности, предписанная законом обязанность делить Карен с человеком, который, как она полагала, изменил ей с другой женщиной, претила Дженетт. Теперешнее же запоздалое понимание того, что таким образом, сама того не осознавая, она наказывала Висенте ограничением общения с дочерью, причиняло ей боль.
Терзаясь искреннем раскаянием, Дженетт подняла на мужа виноватый взгляд.
– Можешь ли ты простить меня?
– Тогда не трать драгоценного времени и не вынуждай меня бороться за Карен через суд!
Этот недвусмысленный вызов произвел на нее сильное впечатление. Он действительно не шутил и, желая заполучить Карен законным путем, воспользуется любой возможностью. Более того, винить в таком к ней отношении ей следует только себя.
– Я этого тоже не хочу, – произнесла Дженетт. – Может быть, мы достигнем какого-нибудь компромисса? Что именно тебе от меня надо?
Губы Висенте искривились в улыбке триумфатора, хотя выражение лица оставалось на удивление суровым и непроницаемым.
– Возврата долгов, – бесстрастно произнес он, затем многозначительно добавил: – А их за последние два года накопилось немало.
6
Полутора днями позже Дженетт причесывалась с своей спальне. Обычно загроможденная комната выглядела гораздо просторнее, чем накануне, перед прибытием работников транспортной фирмы, упаковавших одежду, игрушки, книги и детские вещи, которые она собиралась забрать с собой. Обещание Висенте обеспечить все остальное пришлось принять, поскольку в доме оставалась жить Элизабет.
Напуганная угрозой обратится в суд, она незамедлительно приняла решение. К тому же Висенте ясно дал понять, что вполне может воспользоваться недавним происшествием с Карен и оспорить дееспособность Дженетт как матери, чтобы добило ее окончательно.
К несчастью, с Висенте вообще было нелегко общаться, в отношениях с людьми он не признавал середины. Человек оказывался либо на его стороне, либо на противной, и не требовалось большого ума, чтобы понять, к какому разряду отнесена она, навредившая ему почти уже бывшая жена. Для тех, кто оказался на верной стороне, Висенте становился самым преданным другом, всегда готовым оказать незамедлительную помощь. Однако он мог быть безжалостным и беспощадны врагом. Некогда я занимала в его жизни особое место, но это уже давно позади, печально подумала Дженетт, чувствуя, что сдала все свои прошлые позиции самым глупейшим образом.
