Люсия остановилась, но не заглушила мотор и оставила включенными габариты.
— Сейчас мы поедем дальше, — сообщила она и положила свои часы на панель приборов так, чтобы видеть время. — Но сначала нам надо объясниться, месье Маас.
— Хорошо.
— Прежде чем я отвечу на ваши вопросы, я хочу получить от вас фотографии, которые вы сделали сегодня утром в Мужене. Пожалуйста, отдайте их мне.
Они лежали в бардачке. Я сказал:
— Я уже обещал вашей подруге Адели, что не буду их использовать.
— Я пришла сюда ради них. Откуда мне знать, что вы сдержите обещание?
— Если вы, мадемуазель Бернарди, расскажете свою историю, в фотографиях не будет никакой нужды.
— Адель говорила со мной сегодня вечером. Ее муж так не считает. Он очень сердит на нее.
— Он ошибается насчет фотографий. Так или иначе, вам имеет смысл мне довериться.
— Довериться журналисту? — Она почти смеялась.
— Многие так и делают. Журналисты иногда бывают полезны. Взять, к примеру, ваш случай. Я не знаю, почему вы хотите спрятаться, но это не может длиться бесконечно. Ведь я вас нашел. Другие тоже найдут, если очень захотят. Вполне вероятно, что после того, как вы расскажете мне свою историю, никто не захочет вас искать. Когда ответы на вопросы станут известны, интерес к вам угаснет.
Люсия проницательно посмотрела на меня:
— Похоже, вы повторяли это много раз.
Я улыбнулся:
— Эту фразу повторяли много раз до меня. В ней есть доля правды. Небольшая, но есть.
Она молчала, не зная, на что решиться. Тогда я сам принял решение.
— Хорошо, возьмите фотографии. Лучше возьмите обе кассеты. На одной из них снимки с их домом.
Люсия кинула на меня быстрый взгляд, потом взяла кассеты и положила в карман плаща. Ее по-прежнему терзали сомнения.
— Как я узнаю, что это те самые фотографии?
— Вам придется их проявить. Но это те фотографии. И еще кое-что.
Я показал ей микрофон на запястье:
— Я готов записать все, что вы мне расскажете, но если вы против, я не буду этого делать. Я не собираюсь вас обманывать. Я действительно хотел бы помочь вам, чем удастся. А пока вы не расскажете мне, в чем проблема, я ничего не смогу сделать. Вы говорили, что не намерены стоять здесь долго. Куда мы едем дальше?
Люсия помолчала, потом закрыла бардачок и завела двигатель.
— В дом, — ответила она.
Мы проехали еще с четверть мили. Люсия свернула в узкий мощеный проезд между двумя каменными заборами — к гаражу. Двери были заперты на висячий замок. Она остановилась перед ними и, прежде чем выключить фары, достала из кармана фонарик.
— Будет удобней, если вы пойдете за мной.
Выбравшись из машины, я увидел позади маленький Г-образный дом с черепичной крышей. Перед домом, наполовину скрытый выступающей частью, виднелся замощенный внутренний дворик, к которому вели кирпичные ступени от гаража. С внешней стороны открывался вид на огни Больё и Сен-Жан-Кап-Ферра и море за ними.
Люсия прошла через дворик к входной двери. Судя по всему, дом был ей знаком, но я заметил, что ключ, которым она открыла дверь, был в сумочке не единственным, и Люсия выбрала его, посмотрев на прикрепленную к нему бирку. Открыв дверь, она не смогла сразу нащупать выключатель, ей пришлось посветить себе фонариком.
В углу гостиной был устроен кирпичный камин, а посередине стоял обеденный стол с кафельной столешницей. Белые стены, занавески из грубой ткани на окнах и легкие стулья, покрытые чехлами из того же материала, придавали помещению нарядный вид. Окажись мы тут летом, комната показалась бы прохладной и светлой. Но сейчас здесь было холодно, и в доме стоял затхлый, нежилой запах.
Люсия Бернарди включила электрообогреватель, подошла к серванту рядом со столом, достала бутылку бренди, штопор и два стакана.
— Откройте бутылку, пожалуйста, — попросила она.
Пока я возился со штопором, Люсия сняла плащ, а потом платок и модный парик. На ней были широкие брюки и черный шерстяной свитер. Она распустила волосы, взяла у меня бутылку и щедрой рукой наполнила стаканы.
— Я могу здесь пробыть полчаса. Потом я должна буду уехать.
Она взяла один стакан и села на диван подальше от света.
Я достал из кармана ксерокопию статьи в «Парту» и показал Люсии.
— Читали? — спросил я.
— Да.
— Ну и как вам?
Девушка на секунду задумалась.
— Меня от этого тошнит, — сказала она и потом добавила: — Но вообще смешно.
III
Мне сейчас трудно писать про Люсию объективно, но я попробую. У меня до сих пор сохранилась запись этого интервью — с правдой, ложью, полуправдой и недомолвками. Все, как она тогда мне говорила.
— Что в статье «Парту» показалось вам смешным? — начинает мой голос.
— Там было написано, что Ахмед не участвовал ни в какой политической деятельности за то время, пока жил в Швейцарии.
— Ахмед — это полковник Арбиль?
— Да.
— А он участвовал в политической деятельности?
— Конечно, все время, за исключением последних нескольких недель до того, как его убили. На вилле каждую ночь проходили секретные встречи. Люди собирались по двое, по трое, и каждый раз они проникали в дом поодиночке, когда слуги уже спали. Естественно, им приходилось соблюдать строгую конспирацию.
— Что за люди?
— Преимущественно иракские курды. Члены подпольного Комитета.
— Комитета?..
— Комитета борьбы за курдскую автономию. Его штаб-квартира находится в Женеве. Это изгнанники, мечтающие о независимом Курдистане, который должен будет получить нефтяные богатства Киркука и Мосула.
— Вы сказали, они «преимущественно» иракцы. А остальные?
— По-моему, были два сирийца. И один англичанин или, может, американец. У него был акцент, как у вас.
— Он часто приходил?
— Два или три раза.
— Вы знаете, о чем они говорили? Вы присутствовали на этих встречах?
— Нет, никогда. Они же мусульмане, вы понимаете. У них женщинам не позволено вмешиваться в мужские дела. Я всегда держалась в стороне.
— Полковник Арбиль тоже так думал о женщинах?
— В этом отношении да.
— Но во всем остальном он вам доверял?
— Да, он много мне рассказывал.
— О чем именно?
— Он говорил, что, согласно Севрскому договору курды должны были получить государственность. Он был патриотом.
