— Нет.
— Просто у Господа Бога специфическая манера шутить, — пробормотала Роз, накручивая на пальцы свои откромсанные локоны и вспоминая, как когда-то они доставали до середины спины.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Прошло две недели. Две долгих недели, на протяжении которых Роз тщательно избегала оставаться с Мейсоном наедине. Он упрощал ей задачу. Больше они не катались по утрам. Первую неделю оба находили оправдания, чтобы не ходить на прогулки, а потом вмешалась погода. Неожиданно потеплело, и для катания стало слишком слякотно.
Но этим вечером, когда Роз прямо перед сменой зашла в таверну, Мейсон неожиданно жестом предложил ей подойти.
При ее приближении он усмехнулся, и предательский пульс Роз немедленно подскочил до потолка. Боже, зачем ты создал этого человека таким неотразимым?
— Чего надо? — спросила она угрюмо.
— Кажется, я нашел нить.
Она нахмурилась.
— Какую нить?
— К твоей матери. Ты ведь все еще хочешь ее найти, да?
Роз встрепенулась, охваченная смешанными, не до конца понятными чувствами. Меньше всего ожидала она чего-то подобного. Ее словно оглушило — и то, что он действительно может отыскать какие-то ее родственные связи, и то, что он вообще взял на себя труд заниматься поисками.
— Ты искал ее?
— Я ведь обещал.
— Но ты обещал до… — она воровато оглянулась и понизила голос, — раньше.
— Пойдем в контору, Рози, поговорим без помех.
Роз последовала за ним. Как только дверь конторы за ними закрылась, она спросила:
— Так что за нить?
Мейсон обошел стол и принялся рыться в бумагах.
— Я связался со старыми друзьями в полиции Детройта и еще с некоторыми знакомыми из агентства независимости семьи, — сказал он, имея в виду государственную структуру, занимающуюся вопросами опеки и усыновления.
Роз глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
Не обольщайся чересчур, предупредила она себя. Но сердце уже билось так, словно она только что пробежала марафон. Апатия долго служила ей надежным прикрытием. А теперь она казалась себе открытой, уязвимой, хотя давно дала себе зарок никогда и не перед кем не раскрываться.
— Я попросил приятеля в отделе посмотреть доклад от того дня, когда тебя обнаружили. Живущая поблизости женщина, заметив тебя, позвонила в полицию. Мне дали ее имя, номер телефона. Если она до сих пор там живет, то, вполне вероятно, захочет поделиться со мной информацией, которую не дала полиции. — Мейсон подошел к Роз и стиснул ее локоть. — Мы найдем твою мать, Рози.
Она скрестила руки на груди, его прикосновение одновременно согрело ее и вызвало дрожь. В голове зашевелилось слишком много мыслей, из тех, которые и понять-то сложно. И мужчина, стоящий рядом, в немалой степени способствовал возникновению этой путаницы.
— Как ты? — спросил он.
— В порядке. Я постоянно приказывала себе не вспоминать о матери, но последнее время никак не могу удержаться. Только о том и думаю.
Мысли о матери лезли в голову, рождали мечты. Как и мысли о Мейсоне.
— Только об этом? — спросил Мейсон, подняв бровь.
— О чем мне еще думать? — с вызовом бросила она.
— О том же, что и я. Ты творишь со мной чудеса, Рози, — сказал Мейсон, проводя рукой по лицу. — Не уверен, что мне приходилось испытывать нечто подобное.
— В каком смысле?
— Боюсь, я сойду с ума, если не получу тебя.
— Ты же сказал, что следует чуть отступить назад, разобраться, что к чему, — напомнила ему Роз.
Он прикрыл глаза.
— Да, я так говорил.
Несмотря на его страдальческие гримасы, она решила не давать ему никакой поблажки:
— Сказал, что не хочешь пользоваться моей… чем? — ах да, ситуацией.
Один глаз открылся.
— Угу.
— И еще что-то относительно наличия у меня массы… ненужного багажа.
Оба глаза широко распахнулись.
— Я ничего не говорил про багаж. Думаю, я назвал это массой… неопределенностей. — Произнося фразу, он не отрывал взгляда от ее губ.
Мейсон шагнул к ней, оказавшись так близко, что его теплое дыхание защекотало ей щеку. Последовавший за этим поцелуй оказался далеко не дружеским. Это было яростное слияние ртов, жаркое, лихорадочное признание неистребимой потребности. Пальцы Роз так крепко вцепились в мягкую ткань рубашки Мейсона, что материя затрещала. Его руки заскользили вниз, легли ей на ягодицы.
— Я мечтал продолжить начатое не так давно у меня на кухне, — пробормотал Мейсон.
— Тогда нас двое, — смело призналась она.
Ее пальцы начали ощупывать пуговицы на рубашке Мейсона. Ей даже удалось вытащить верхнюю из петли, когда дверь открылась и вошел Берген.
— О, черт! — воскликнул повар визгливым фальцетом.
Мейсон, обычно такой спокойный и невозмутимый, замысловато выругался. Роз готова была подписаться под каждым произнесенным словом.
— Хоть кто-нибудь когда-нибудь будет иногда стучаться?
Но повар, закаленный жизнью, не испугался взрыва ярости шефа.
— Она собирается приступить к работе или теперь ее рабочее место тут?
— Придержи язык, Берген.
— Вот, значит, как обстоит дело у вас с Роз? — спросил Берген. Роз пришло в голову, что он единственный в Гавани шансов не называет ее Рози.
— Именно так, — подтвердил Мейсон. Впервые в жизни у Роз появился защитник.
Впервые кто-то ее хочет. Может быть, когда-нибудь Мейсон действительно сможет ее полюбить?..
Внезапно ей стало так себя жалко — впору шлепнутся на пол и зареветь. Она погладила Мейсона по щеке и быстро отпрянула от него.
— Пойду лучше работать. — И она просочилась мимо Бергена. У самых дверей остановилась, оглянулась на Мейсона: — Я очень тебе благодарна за помощь в части… семейных проблем.
— Мы ее найдем, — сказал он.
Роз кивнула. На данный момент довольно и того, что он просто взялся за поиски.
Берген нарывался на ссору. В течение всего вечера он недвусмысленно давал ей это понять. Стоило Роз оказаться поблизости, как он отпускал то одно, то другое оскорбительное замечание. В ответ она не произнесла ни слова. Убеждать его — напрасная трата времени. Лишние унижения и боль. Она решила, что проще притвориться глухой и слепой.
Но ее планы развеялись в дым, потому что после закрытия она осталась с ним наедине. Мейсон, запершись в конторе, заканчивал приготовления к ежегодному торжеству, посвященному дню Святого Патрика. Другая официантка отпросилась домой пораньше по семейным обстоятельствам.
